Выбрать главу

Но несчастье все-таки произошло.

Что-то длинное вдруг выскочило из грязи и схватило кого-то за йогу. Послышалось клацанье, напоминающее стук опущенной на горшок крышки или треск ломаемого сухого виноградного побега.

— Собек! — завопил Бутака, охваченный суеверным ужасом. — Это Собек! Горе нам!

И тут до всех дошло: в гробнице было полно крокодилов. Они приплыли сюда во время паводка и пролезли в трещину в пирамиде, чтобы поспать в тени, как делали это на берегах Нила. Спад воды застал их врасплох; река теперь была слишком далеко, и по жаре до нее не доползти. Поэтому они остались здесь, в образовавшейся грязной жиже, защищенной от испарения толстыми каменными стенами.

Крокодилы стали хранителями сокровища.

Началась паника. Крокодилы вылезали отовсюду, и казалось, что их не меньше сотни. В темноте невозможно было угадать их приближение: они бесшумно скользили по жидкому илу. Обезумевшие грабители, толкаясь, начали карабкаться к выходу. Увы, скользкий откос сбрасывал их назад, к крокодилам. Тогда они все вместе ухватились за веревку, но их было слишком много, и та порвалась, не выдержав тяжести. Лишь немногим удалось вылезти из гробницы на поверхность.

— Бейте их факелами! — надрывался Нетуб. — Пихайте их в пасти!

Но его никто не слышал. Паника достигла пика. Мрак усугублял ужас грабителей, а оголодавшие крокодилы нападали не переставая: река вместе с привычной добычей была для них недоступна.

Теперь Нетуб думал только о том, как спастись самому. С факелом в руке и бронзовым ножом за поясом он взобрался на цоколь статуи Осириса. К нему присоединился Бутака. Долго-долго в темноте слышались всплески и клацанье челюстей. Сердце сжималось от детского визга, который могут издавать даже самые суровые мужчины в те мгновения, когда смерть разрывает их тела на части. Нетуб наконец-то понял, почему никто и никогда не выходил из Тетлем-Иссу. Крокодилы, принесенные сюда паводком, исправно несли свою службу под бдительным оком бога Собека. В Египте никто не убивал этих прожорливых животных; считалось, что они охраняют естественную границу страны от ее заклятых врагов гиппопотамов, олицетворявших злого бога Сета, убийцу Осириса.

Это были страшные часы. Зеленоватый ил шевелился, из него то и дело высовывались разинутые пасти, полные острых зубов. Дрожащий от страха Бутака даже не замечал, что падающие с факела раскаленные капли прожигали ему руку. Он тоже хотел немедленно выбраться наверх, к дневному свету. Нетуб удержал его, предложив единственно возможное решение:

— Пусть жрут. Когда наедятся, мы сможем вырваться отсюда.

Молодой грабитель проклинал себя за то, что не сумел предусмотреть опасность: ведь так просто было запустить вперед стадо коз, чтобы крокодилы набили ими себе брюхо. Темноту подземелья наполняли звуки, издаваемые пожирающими свою добычу рептилиями. По одному гасли факелы, брошенные раздираемыми на части людьми. Слышно было, как несчастные отбивались, колотя по грязи руками. Крокодилы разрезали их пополам одним нажатием челюстей, и еще живые половинки людей упорно ползли к крохотной светлой точке выхода.

Утолив голод, крокодилы вновь погрузились в ил, и в подземелье опять воцарилось спокойствие. Сытые животные безразлично поглядывали на спускающихся с пьедестала Нетуба Ашра и Бутаку. Первым движением грека было броситься к свету, но главарь шайки жестом остановил его.

— Нет, — прошипел он. — Погребальная камера… сейчас или никогда. Надо как-то вознаградить себя за то, что мы пережили.

И вместо того чтобы подниматься, они продолжили спуск, пробираясь среди обожравшихся крокодилов и разодранных на куски, еще не съеденных трупов.

Но в погребальном склепе их ожидал неприятный сюрприз. Голодные крокодилы ударами хвостов вскрыли саркофаг, разбили сундук из кедровой древесины и все сосуды. Они сожрали мумию великого визиря, проглотили его высохшие останки и парадные украшения, потом принялись за предметы обихода и кубки из чистого золота, перемолотив все это своими огромными челюстями. Одним словом, они проглотили все, что пахло ароматическими мазями, даже сами мази в горшочках. Если и осталось несколько драгоценных камней, то их следовало искать в кучках экскрементов, покрывавших пол погребальной камеры.

Нетуб и Бутака застыли, объятые ужасом.

Мучимые голодом рептилии начинали уже пожирать друг друга: крипт был полон раздробленных костей, догнивающих скелетов, от которых шел отвратительный запах, скопившийся здесь из-за отсутствия вентиляции. Оба мужчины едва не потеряли сознание.

Нетуб был в ярости. В отчаянии он погрузил руки в грязь, пытаясь нашарить какие-нибудь камушки. И только мысль о том, что крокодильи зубы перемололи их в порошок, удержала его от дальнейших поисков. Бутака тянул его к выходу:

— Поднимаемся, все пропало. — Он терял самообладание, видя шевелящихся животных в углах камеры; жидкий ил покрылся рябью от их медленных движений. — Пошли же, не на что больше надеяться…

Нетуб сдался. Им удалось подняться, используя в качестве опоры бронзовый нож. Никто на них не напал. Когда грабители вылезли на поверхность, они с ног до головы были покрыты грязью.

Да, это было ужасное поражение, и Нетуб еще долго упрекал себя за то, что поддался уговорам помощника, вместо того чтобы хорошенько покопаться в испражнениях крокодилов и найти хоть какие-то уцелевшие драгоценные камни.

Набег на пирамиду Тетлем-Иссу стоил жизни половине людей Нетуба Ашры. Мало того, оставшиеся в живых так и не простили ему подобной экскурсии. А некоторые даже поговаривали, что он нарочно использовал их, чтобы отвлечь внимание крокодилов.

— Пока нас пожирали, он юркнул в погребальную камеру и набил котомку драгоценностями, — шептались они. — Он мошенник. Но когда-нибудь он поплатится…

3

Солнце будто обесцветило шерсть верблюдов, замаскировав ее под цвет песка, из которого ветер иногда возводил высоченную осыпающуюся стену. Она двигалась, жужжала, словно рой пчел, песчинки секли лицо, набивались в уши, от них не спасал даже капюшон бурнуса. Мозе часто сравнивал этот летящий песок с золотыми мушками — теми почетными мушками, которыми фараон одаривал отличившихся воинов вечером после одержанной победы.

Мозе, старый военачальник, за свою жизнь получил их дюжину. Ему знакомо было опьянение гонкой на римской колеснице, он возглавлял армию на марше, пускал стрелы во врагов-азиатов, доставлял в цепях к ногам фараона пленников с границ царства… и все это для того, чтобы сегодня стать начальником каравана, змеей извивающегося по пустыне. Каравана, не имеющего пункта назначения, передвигающегося от бивуака к бивуаку.

Славные времена прошли, годы побед улетели, подобно песчинкам, унесенным порывом ветра.

Сейчас ему сорок лет, и он почти старик: в руках уже нет прежней силы, чтобы метать копье, потрясать булавой или бронзовым мечом. В награду за его верную службу ему пожаловали должность главного хранителя царских погребений. Отныне он управлял армией мумий, был часовым, дозорным в пустыне, расстраивающим замыслы кладбищенских воров, грабивших места погребений.

И все-таки это была ответственная должность, потому что ничто не должно нарушать сон усопших отпрысков царской семьи, ничто не должно угрожать их мумифицированным останкам, иначе их души не смогут найти свое место и будут обречены на бесконечное блуждание, нигде не находя пристанища.

Да, тела должны оставаться нетронутыми, в прекрасном состоянии, будто только что вышедшими из рук бальзамировщика. Покой мертвых неоценим. А ведь надо было считаться с грабителями, осквернителями, разными бродягами; остерегаться варварских племен, которые не строили городов, а всю жизнь проводили в палатках из залатанной грубой ткани. Мозе ненавидел их. Он питал к ним отвращение, которое невозможно выразить словами, так как знал, что способны сделать эти «азиаты» с царскими останками. С самого начала новой службы он узнал, что такое ограбленное захоронение. Он видел разбитые саркофаги, могилы, очищенные от предметов, необходимых покойнику для нормального существования в потустороннем мире.