– Приятного аппетита, Ника! Если потребуется, звоните в любое время дня и ночи. Рафик Давидович всегда на связи.
Вот и еще один мужчина в списке ее контактов, который всегда на связи. Еще один хороший человек? Или рано делать выводы?
А ужин и в самом деле оказался очень вкусным. И ужин, и пирожное – комплимент от шеф-повара. И шоколадные конфеты, которые она нашла у изголовья кровати. Конечно, плохо есть на ночь, мама бы не одобрила, но мама сейчас далеко. Все они далеко, и можно побыть наедине с самой собой, подумать.
Перемещаться по комнате с Ариадной было легко, почти так же легко, как по бабушкиному дому. Вот только яблоками тут не пахло. Зато пахло какими-то экзотическими цветами. Запах этот доносился из-за приоткрытой балконной двери. И шум моря тоже доносился. Самый обычный шум, без шепота. Но Ника ведь помнила. Или это нервы сыграли с ней такую злую шутку? Нервы, усталость и пережитый стресс.
А может, это отдаленные последствия черепно-мозговой травмы? Врачи предупреждали бабушку, что у Ники могут случаться приступы по типу эпилептических. Ника тогда специально уточнила, чтобы знать наверняка, что ее ждет. Приступы были разные, с судорогами и без. В воде у нее, похоже, приключился второй вариант. Просто кратковременная потеря ориентации и, кажется, памяти. Тревожный признак. Чего уж там. Но тем больше в ней должно быть заинтересованности в том, чтобы доказать свое родство с Агатой Адамиди. Если врачи Агаты сумеют вылечить слепоту, то справиться с какой-то там эпилепсией для них будет раз плюнуть.
Вот с такими оптимистичными, но все равно кажущимися чудовищно нереальными мыслями она и заснула. А проснулась от шелеста волн и света.
…Солнце просвечивало даже сквозь крепко сомкнутые веки, прогоняя сон. Она открыла глаза и огляделась по сторонам. Картинка была привычная: рыбацкая хижина, развешанные на просушку сети, вытянутая на берег, перевернутая кверху дном отцовская лодка.
Отец заболел. Третий день он не выходил в море. Третий день к нему приходила старуха, что жила на Костяном мысе и славилась жадностью и дурным нравом. Люди в деревне шептались, что она умеет разговаривать с морем и ветром, что слушаются ее животные и птицы и что прошлогодняя буря, унесшая жизни сразу десятерых рыбаков, – это ее рук дело. Или не рук, а злых сил. Злых глаз… Глаза у старухи и вправду были страшные, они меняли свой цвет от белого, как раскаленное солнце, до темно-серого, почти черного, как морские глубины. В такие глаза лучше не смотреть, и дорогу старухе не заступать.
Никс бы и не заступила, собрала бы последние деньги, заплатила бы лекарю. А может, получилось бы взять лекарство в долг, а долг потом отработать, помочь вечно беременной жене лекаря по хозяйству или с ребятишками. Но старуха пришла сама…
Страшная, завернутая в грязные лохмотья и куски полуистлевшей сети, похожая на старую паучиху, выбравшуюся на охоту. Первой жертвой стала Никс. Замерла под пристальным взглядом прозрачных глаз, не в силах сдвинуться с места, промерзая от макушки до пят, каменея, умирая… А ей ведь никак нельзя умирать! И бояться нужно не за себя, а за отца, который всю ночь прометался в беспамятстве.
Дернуть плечом, просунуть пальцы в невидимую паутину, потянуть в разные стороны, одну за другой разрывая туго натянутые нити. Ей нельзя умирать!
– Ишь ты! – Старуха больше не раскидывала ловчие сети. Сейчас она обходила ее по кругу, разглядывала внимательно и, кажется, удивленно узловатыми пальцами перебирала низку из морских ракушек. И ракушки сухо пощелкивали в ее руках, ну точно кости. А Костяной мыс, говорят, оттого так и называется, что засыпан человеческими костями… – Сильная. – Старуха приблизилась. Кажется, только стояла на безопасном расстоянии, и вот уже крепко, до боли, сжимает когтями подбородок. – Сильная и глупая.
– Что вам нужно? – Не надо спрашивать. Вообще не надо заговаривать с морской ведьмой. Лучше сразу к лекарю…
– Лекарь не поможет. – Старуха хихикнула, принюхалась, снова защелкала ракушками. – Я помогу. – И за косу подергала с такой силой, что слезы из глаз. – Плачь. А хочешь, злись. Мне посмотреть нужно, удостовериться… Ну-ка, на меня смотри! В глаза мои смотри, дитя!
Посмотрела, словно в омут провалилась. А когда вынырнула обратно, ведьма уже сидела на валуне, в каменной ступке толкла какие-то коренья.
– Отцу заваришь, как очнется. Поить будешь часто, если придется, то и силой. Продержится еще ночь, значит, жить будет.