— Что ты сказал? Что такое, Драко? — приподнялась на локтях Астория, нахмурившись, и это стало последней каплей.
— Уходи, — еле слышно отозвался он, вставая с кровати.
Конечно, Астория не могла понять его поведение, мотивы его безумных поступков, и потому вполне ожидаемо спросила:
— Но… Почему? Что случилось?
— Пожалуйста, лучше просто уйди, — уже шипел Драко, отступая к стене. Он ногой наткнулся на её мантию и, брезгливо подобрав её с пола, швырнул ей.
Вероятно, Астория была настолько изумлена, что даже забыла про свою способность понимать с полуслова.
— Но, Драко… — притягивая пойманную на лету мантию к груди, неосмотрительно начала она, и это переполнило чашу его терпения.
— Убирайся, твою мать! — взревел Драко, и до неё наконец дошло. Со сдавленным всхлипом Астория быстро натянула платье и, схватив оставшиеся вещи, аппарировала с громким хлопком.
Драко, тяжело дыша, ещё несколько минут стоял неподвижно и с закрытыми глазами пытался смириться с душащим пониманием — это конец.
Он не сможет забыть Грейнджер, как бы ни желал.
Он не сможет даже захотеть другую, хотя раньше у него никогда не возникало проблем с эрекцией.
Чёрт, похоже, Грейнджер не просто его окончательно сломала. Она ещё и сделала из него грёбаного импотента, раз у него попросту не стоит при виде почти голой и привлекательной женщины.
Драко устало опустился на кровать и упёрся локтями в колени, спрятав лицо в ладони.
Ему придётся признать — пока что любовь к Грейнджер настолько до отвращения сильна, а он пред ней — настолько до мерзости беспомощен, что быть с другой женщиной — это скорее наказание, безжалостно избивающее его чувством брезгливости, чем удачная идея, способная помочь ему выбраться из того лабиринта, в котором он заблудился.
Из настоящего лабиринта памяти, из которого, скорее всего, ему уже никогда не суждено найти выход.
В котором он будет вынужден блуждать до конца.
***
Драко не знал, сколько прошло времени, прежде чем раздался негромкий стук в дверь, который он предпочёл проигнорировать. Он был настолько обессилен, вымотан и раздавлен выводами, которые сделал совсем недавно, что меньше всего ему хотелось двигаться, хоть как-то шевелиться и уж тем более разговаривать. Но чуть более настойчивый стук повторился, и, прежде чем он смог хоть что-нибудь сделать, дверь медленно отворилась, а в проёме показалась Нарцисса.
— Драко, прости, что не дождалась ответа… — несмело начала она. — Но чары известили, что мисс Гринграсс аппарировала, и я решила проверить, всё ли в порядке. Могу я зайти?
Драко тяжело вздохнул и потёр пальцами закрытые веки.
— Ты уже зашла, мама, — произнёс он таким мрачным голосом, что сам ужаснулся. — Так что…
Она смущённо улыбнулась и изящно толкнула дверь, которая распахнулась до конца. Очень тихо, так, как умеет только она, Нарцисса прошла внутрь и замерла напротив Драко. Какое-то время она молчала, словно не решаясь начать разговор, а может, просто не знала, что сказать. Но её взгляд давил на Драко, выкручивал его внутренности и просто вынуждал открыть рот первым.
— Спрашивай. Ты ведь за этим пришла, верно? — наконец Драко подал голос с ноткой раздражения, угрюмо глядя себе под ноги, где валялась его рубашка.
— Не верно, — откликнулась Нарцисса. — На этот раз лишние вопросы не нужны: я и так знаю, что ты не любишь ту девушку.
Драко против воли быстро поднял на неё глаза и нахмурился. Нарцисса пристально смотрела на него с лёгким укором, печалью и жалостью одновременно. И он не мог на неё даже за это как следует разозлиться — просто был не способен на сильные эмоции в данный момент.
И врать тоже был не способен.
— Ох, Драко, какой же ты всё-таки глупый… — ласково на выдохе сказала Нарцисса и села с ним рядом. — Неужели ты думал, что я расскажу о случившемся недоразумении Гермионе, чтобы окончательно отвратить её от тебя? А ещё, — она горько усмехнулась и еле слышно фыркнула, — неужели ты искренне считал, что с помощью близости с той девушкой сможешь забыть её?
Драко слегка дёрнулся, но промолчал, осознавая, что мать совершенно права: он полный идиот.
В комнате на несколько минут воцарилось молчание. Нарцисса задумчиво теребила подол длинного домашнего платья, в то время как Драко злился и мучился угрызениями совести за то, что устроил такое представление на глазах матери. В своём безумии он перегнул палку, и сейчас видел это чётко, как никогда.
— Это уже неважно, мама. У неё появился другой, и она…
— …даже не смогла танцевать с ним, потому что поняла — она всё ещё любит тебя и не хочет никаких отношений.
Драко поражённо взглянул на мать. Она смотрела на него с тенью улыбки, пока он сопоставлял увиденное с услышанными словами.
— Нет. Нет, мама! Я сам наблюдал, как они держались за руки, как этот… — начал распаляться Драко, подбирая наиболее цензурный эпитет новому парню Грейнджер, — …увалень обнимает её.
Нарцисса негромко рассмеялась.
— А я считала, ты разбираешься в женщинах, Драко. Разве ты не увидел, что она с ним прощалась? Что обнимала его как друга?
Драко уже начал раздражаться от того, что мать упорно подчёркивала неоспоримый факт его кретинизма.
— А откуда тебе знать, что это правда? Услышала лично от Грейнджер или получила оправдательное письмецо на всякий случай?! В любом случае это, скорее всего, ложь. Или ты ещё не поняла, как мастерски она умеет врать?
Нарцисса долго смотрела на него со странным выражением лица, которое всколыхнуло острое недовольство и подозрение, что она собирается сказать что-то такое, что ему вряд ли понравится.
— Знаешь, дорогой… Я не думала, что когда-нибудь расскажу тебе об этом, но, видимо, придётся. Только благодаря этой истории ты, возможно, прислушаешься к моим словам и задумаешься, стоит ли совершать очередную ошибку.
Начало уже вызывало неприязнь, но Драко терпеливо промолчал, а затем со вздохом вновь скрыл руками лицо, упёршись локтями в колени.
Видимо, Нарцисса расценила его поведение как разрешение говорить, а оттого продолжила:
— Мы с твоим отцом довольно рано узнали, что будем вынуждены пожениться. Раньше в таких семьях, как наши, не слишком интересовались мнением детей по вопросам брака: так уж издавна сложилось, что представители чистокровных династий сами выбирали супругов своим детям. Мы с Люциусом не стали исключением, а потому я ещё с первых курсов морально готовила себя к тому, что как только закончу Хогвартс — стану миссис Малфой.
На несколько секунд она замолкла, словно вспоминая те далёкие годы, прежде чем продолжить:
— Мне всегда нравился твой отец. Он был умён, властен и красив, но я не могу сказать, что сразу полюбила его, впрочем, как и он меня. Но в начале седьмого года обучения я поймала себя на мысли, что на самом деле буду счастлива стать его женой: Люциуса уважали, ему прочили великое будущее, а меня это, безусловно, прельщало. И вот тогда я начала в него влюбляться. Я наблюдала за ним, следила всё время и втайне мечтала о свадьбе, пока он общался со мной подчёркнуто вежливо и близко к себе не подпускал. Я долго не могла понять, в чём причина, пока однажды не услышала разговор.
Её речь вновь оборвалась, как если бы она готовилась перейти к самой сложной части своего рассказа.
— Это был поздний вечер, и я возвращалась из библиотеки, когда услышала знакомый голос, доносящийся из класса. Дверь была совсем немного приоткрыта, и этого хватило, чтобы понять, о чём шёл разговор. Люциус общался на повышенных тонах с магглорожденной семикурсницей с Когтеврана, и сначала я подумала, что он снова оскорбляет её и пытается задеть, как это делал много раз на людях. Но я была поражена, услышав другое: он признавался ей в любви, проклинал её и себя за это чувство, а потом умолял сбежать вместе с ним после окончания школы. Я была настолько ошеломлена услышанным, что замерла и не могла вымолвить и слова, ведь я верила, что знаю этого человека с его презрительным отношением к таким, как она, но оказалось — всё иначе.