И едва Гермиона успела открыть рот, чтобы возразить, как Джинни резко поднялась с места:
— Я прикончу этого урода! Довести тебя до такого состояния… Он у меня за это поплатится!
— Стой, Джинни! — отчаянно крикнула Гермиона, схватив подругу за руку. — Он… Он ничего не сделал. Вернее… Мы оба виноваты, так что прошу тебя, сядь!
Джинни хмуро посмотрела на неё, тяжело дыша от негодования, но, в конце концов, сдалась и последовала просьбе Гермионы.
— Ладно. Но пообещай мне, что расскажешь всё, как есть, слышишь? — пригрозила она пальцем, недоверчиво склонив голову набок.
Гермиона шумно выдохнула. Она чувствовала себя так, словно её загнали в угол.
— Обещаю, — наконец, устало сказала она и тут же добавила: — Но для этого мне нужно выпить ещё бокал. Нет, лучше два.
— Как скажешь.
Распив на двоих практически всю бутылку прекрасного сухого вина менее, чем за двадцать минут, Гермиона, наконец, начала говорить.
— Во-первых, Джинни, хочу сразу сказать — Малфой не такое исчадие ада, как ты думаешь, — немного захмелев, смело начала она, но увидев, как округлились глаза подруги, быстро продолжила: — В смысле, да, он несносный засранец, самовлюбленный индюк, и я всё ещё ненавижу его, но в наших… разногласиях виноваты мы оба.
Реакция Джинни была прежней, и Гермиона закатила глаза:
— Я это говорю для того, чтобы ты не понеслась к нему в бунгало с криками «Авада Кедавра» после того, как я расскажу тебе всю историю. Пойми, мы виноваты оба. В том числе и в том, что произошло сегодня…
Гермиона понимала, что пытается заранее оправдать себя, оправдать Малфоя и всё то, что между ними произошло, в глазах Джинни, но судя по реакции подруги, попытки были не слишком убедительными. И это неудивительно, особенно если учесть тот факт, что она до сих пор кипела от злости по отношению к Драко.
Спустя час, подруги все так же сидели на софе, и хотя уже была откупорена и наполовину выпита вторая бутылка вина, Гермиона была трезва, как никогда. Алкоголь помог ей раскрепоститься и обнажить свою душу перед Джинни, но вместе с тем, как история об их непростых отношениях с Малфоем приближалась к развязке, казалось, мысли становились яснее, а говорить становилось труднее. Гермиона до сих пор в открытую не призналась Джинни в том, что целовалась с Малфоем, и уж тем более она и словом не обмолвилась о том, что чуть не отдалась ему всего пару часов назад. Да, она обещала, что будет говорить правду, но на деле это оказалось гораздо сложнее, чем она думала.
— Постой, я уже поняла, что между вами что-то происходит: это было ясно ещё с самого начала ваших тренировок, — перебив Гермиону, нахмурилась Джинни. — Но мне кажется, что помимо всех этих взглядов, прикосновений и слов, о которых ты мне рассказала, есть что-то ещё. Я права?
Гермиона молчала, чувствуя, как щеки заливает краска. Она смотрела в глаза подруге и просто не знала, что сказать, вернее, как сказать. И чем дольше длился этот зрительный контакт, тем больше эмоций отражалось на лице Джинни.
— Святой Мерлин… — с расширившимися от пришедшего понимания глазами, наконец, медленно произнесла она, слегка откинувшись назад. — Гермиона, неужели вы с Малфоем… Неужели ты с ним занималась…
— Нет! — гораздо громче, чем требовалось, воскликнула Гермиона, но в следующую секунду, постаралась взять себя в руки. — Нет, Джинни, в этом плане у нас ничего не было.
— А что тогда было? — едва дослушав, проницательно просмотрела на неё подруга.
Гермиона набрала побольше воздуха в легкие, чтобы ответить, но внезапно поняла, что просто не может вымолвить и слова. Она так и замерла, с полуоткрытым ртом и беспомощным, молящим взглядом, в котором, к тому же, наверняка читался страх. Но в этот момент, казалось, Джинни поняла все без слов. Она судорожно вздохнула и прикрыла веки.
— Ладно, чтобы там ни было, вам нужно это прекратить.
— Почему? — вопрос вылетел из уст Гермионы прежде, чем она смогла подумать, и она тут же пожалела об этом, увидев, как Джинни резко распахнула глаза и в ужасе уставилась на неё.
— Почему? Ты ещё спрашиваешь «почему»?! Гермиона, это же Малфой, пожиратель смерти, убийца, предатель, человек, в котором нет ничего святого! Да, вы проводили много времени вместе, зажимались в танце, и я допускаю, что между вами могло что-то вспыхнуть, но ты же должна понимать, что это ни к чему хорошему не приведет, что эти отношения — прямой путь в ад!
Джинни уже почти кричала, и Гермиона, ошарашенная её реакцией, вмиг почувствовала, как к ней подкрадывается злость.
— Ты думаешь, я не понимаю, думаешь, я не знаю, в каком дерьме я оказалась? Джинни, поверь мне, я каждый день пытаюсь с этим справиться, борюсь сама с собой, морально полностью уничтожаю себя за это! Я не говорила тебе, не говорила Гарри и Рону именно потому, что знала, какова будет ваша реакция! Но если в отношении них я была уверена на сто процентов, что они не поймут, не простят мне этой слабости, то я всё же надеялась, что хотя бы ты сможешь меня понять! Что ты поможешь мне!
Её голос прозвучал отчаянно, а последняя фраза повисла между ними. Джинни смотрела на неё, широко раскрыв глаза, в то время, как Гермиона едва справлялась с собой, чтобы не дать волю слезам.
Наконец, лицо подруги смягчилось, и она шумно выдохнула.
— Хорошо. Я… понимаю. Я знаю, каково тебе, — придвинулась она поближе и взяла руку Гермионы в свои ладони. — Прости, что накричала на тебя. Просто это так…
— Неправильно? — с горечью подсказала Гермиона, и Джинни кивнула.
— Да, неправильно.
Какое-то время они молчали: каждая думала о своем. За окном завывал ветер, печально шелестя листьями, на стекла начал накрапывать легкий дождик, а где-то в соседней комнате настойчиво тикали часы.
— Ты знаешь, мне его даже жаль, — очень тихо произнесла Гермиона.
Джинни подняла на неё усталый взгляд, но ничего не сказала, давая понять, что слушает.
— Слишком много людей судят его лишь по поверхностному облику, лишь по внешней оболочке. Все воспринимают его как «пожирателя смерти», и никто не задумывается, был ли это его собственный выбор, носить метку или нет, — продолжила Гермиона, смотря куда-то перед собой. — И я была такой же, не вникала в суть, судила поверхностно по тому, что выставлялось напоказ, что бросалось в глаза, но… Всё изменилось. Теперь я знаю о нём гораздо больше, чем раньше, и в какой-то степени больше, чем он сам. — На несколько секунд она замолчала, после чего перевела несмелый взгляд на подругу. — И то, что происходит между нами, Джинни, это что-то другое, чем просто внезапно возникшее влечение. Такое ощущение, что я начала понимать его, а он начал понимать меня, и, при этом, для нас обоих это что-то вопиющее, практически противоестественное и абсолютно губительное. Ведь, так или иначе, он все равно остается Драко Малфоем, со всеми своими пороками и темными пятнами в прошлом. Пусть он не настолько ужасен, как кажется, но все равно, его поступки порой полностью выбивают у меня почву из-под ног. Я никогда не знаю, чего от него ожидать, этот человек слишком сложный для меня. Именно поэтому я хочу всё прекратить. Кажется, я уже все прекратила.
Она замолчала, смотря прямо на Джинни, которая, казалось, полностью оцепенела от её слов. Невозможно было сказать, о чем она думает.
— Ох, Гермиона… Я и предположить не могла, как далеко всё зайдет, — наконец, вздохнула она, и в её глазах отразилась боль. — Но я знаю одно: тебе не стоит жалеть Малфоя. Он сам виноват в том, что отталкивает людей, показывая только самые темные стороны своей натуры.
— Нет, Джинни, ты не понимаешь, — мягко покачала головой Гермиона. — Он отталкивает людей, потому что теперь никому не доверяет. Единственный человек, которому он искренне верил и доверял, был отец, и именно он искалечил его детство, заставляя следовать тем идеям, которые, в конце концов, почти разрушили его жизнь.
— Откуда ты знаешь? — почти шепотом, произнесла Джинни, и Гермиона внезапно осознала, что понятия не имеет, откуда в ней взялась эта уверенность в своих словах. Было ощущение, что она просто знает.