А нам с Элвисом нужны деньги, и срочно. И если сейчас мое благосостояние и вообще вся моя жизнь зависит от того загадочного мужчины, то пусть он проявит смекалку и все-таки меня отыщет.
На этот раз мы долго шли по коридорам. Наконец девушка толкнула очередную неприметную дверь и завела меня в абсолютно пустую комнату. Не совсем, конечно пустую. Я сразу выхватила взглядом застекленный шкафчик с самыми разнообразными ремнями, плетками, хлыстами и прочими штуками, от вида которых желудок у меня моментально свернулся рулетом, а волосы встали дыбом. Посредине комнаты стоял стул, на который меня тут же усадили, на запястьях сомкнулись наручники, массивная цепь от которых уходила куда-то в потолок. Длинная цепь, потому что руки свободно лежали у меня на коленях. А я не могла отвести взгляда от шкафчика с орудиями пыток. Второй уровень… Господи, во что я влипла?
Нацепив мне на глаза повязку, девушка чем-то щелкнула, включив музыку, и осторожно затворила дверь.
Я осталась одна. Музыка, поначалу тихая и красивая, постепенно наполнилась стонами и хриплыми вздохами, совершенно недвусмысленными. Полная иллюзия, что кроме меня в комнате кто-то есть, и эта парочка занимается любовью. Нет, я, конечно, понимала, что сижу в полном одиночестве, но помимо воли чужие томные стоны лезли в уши, обволакивали со всех сторон, будили что-то внутри, странным образом заводили, рисуя перед завязанными глазами картинки, от которых теплело внизу живота. Мужские горячие руки, тискающие мое тело, жадный рот, обхвативший сосок, жаркое дыхание, чужие умелые пальцы … И всполохи умопомрачительного блаженства… Я до боли прикусила губу, чтоб избавиться от наваждения.
Со мной явно что-то не так, если простая музыка, которую я и до этого слышала сотни раз, и воспоминания о чужом мужчине, который попользуется мною какое-то время, а потом я больше никогда его не увижу, производят на меня столь сокрушительное впечатление…
Я не знала, сколько прошло времени. Дверь отворилась, я вздрогнула и испуганно сжалась. Что-то щелкнуло, цепь звякнула и поехала вверх, потащив за собой мои руки, скованные наручниками. И остановилась только тогда, когда я поднялась, с грохотом отодвинув стул, и вытянулась в струнку. Еще немного, и мне пришлось бы привстать на цыпочки. Музыка стихла.
Стукнула дверца шкафчика, приблизились осторожные шаги. Я похолодела. Рукоять то ли плети, то ли стека небрежно задрала подол моей рубашки. Мужчина хрипло выдохнул. Я чувствовала его взгляд всей кожей, моментально покрывшейся мурашками. Так явно чувствовала, словно он трогал меня горячими пальцами. Потом подол опустился, чужие руки быстро расстегнули несколько верхних пуговок. Горячая ладонь скользнула внутрь, обхватила сначала одну грудь, вытащила ее наружу, потом вторую. Сдавленные образовавшимся узким воротом невинно-девичьей рубашки груди бесстыдно торчали вперед. Даже не видя, я понимала, что выглядело это куда развратнее и порочнее, чем просто голая грудь. Изнутри поднялась жаркая волна стыда, залила лицо, спустилась на шею. Он стиснул груди, грубо ущипнув соски. Боль прострелила все тело и ударила вниз живота, сменяясь покалывающим теплом. Я взвизгнула и услышала, что он обошел меня и остановился сзади.
– Я же говорил, что найду тебя…
Он ласково провел пальцами по спине над резинкой панталон и медленно потянул их вниз, стащив до колен. Но эта ласка не могла меня обмануть. Я прекрасно видела содержимое шкафчика, да и в руках у него явно не букет незабудок.
Мужская сильная ладонь погладила голую ягодицу, легонько сжала ее, скользнула вниз и остановилась, слегка задев кончиками пальцев промежность. Внизу живота сладко вспыхнуло, дыхание перехватило. Я прикусила губу, пытаясь избавиться от постыдного, неуместного возбуждения. Быстрее бы начал бить, и чем больнее, тем лучше. Тогда я скорее приду в себя.
Он отступил назад. Воздух рассек тонкий свист, ягодицы обожгло резкой болью. Я вскрикнула и сжалась, в ужасе ожидая очередного удара. И они посыпались, один за другим. А потом я с удивлением обнаружила, что по-настоящему больно не было… Боль незаметно сменялась теплом, кожа горела, и этот жар проникал внутрь, растекался по телу лихорадочной слабостью. Груди набухли, потяжелели, соски напряглись. Я извивалась и стонала, обезумев от дикой, пряной, ни на что непохожей смеси боли, страха и возбуждения. По телу прокатывались волны жара и дрожи, внутри сладко ныло и вспыхивало ярким и острым наслаждением, между ног стало горячо и мокро.