ко визитов, да и то, наверное, нс самых важных, то есть нс попадешь на прием к людям, которые могут помочь. Они заняты
Затем он спросил, где я живу. Я ответил.
- Ах, правда, ты писал мне, - скачал он. - Ну что ж, это приличное место. К кому ты думаешь здесь обратиться'*
- Я хотел бы посоветоваться с вами.
- А какие фамилии назвал тебе отец? Разумеется, рассчиты вать можно только на тех, кто хороню его помнит.
Я достал блокнот, в котором у меня все было записано.
- Отец де Вое.
- Отлично.
- Отец Кордеро.
- Умер.
- Монсиньор Крешенци.
- Нунций в Лиссабоне.
- Монсиньор Риго.
- Отлично.
- Адвокат Куньяль, патрон отца.
- Фи!
- Слишком стар?
- В курии не существует такого понятия. А в твоем случае только очень старые люди смогут тебе помочь. Куньяль, бедняжка, болеет в последнее время и чаще всего находится вне Рима.
- Я мог бы к нему подъехать. Отец очень на него рассчитывал.
- А я бы не рассчитывал. Скажу тебе откровенно: Куньялю уже память изменяет. Кто у тебя там еще?
У меня больше никого не было. Я огорчился.
- Значит, остаются де Вое и Риго. Достаточно.
- Вы так считаете?
- Конечно. Дело несложное. Но деликатное. Не надо поднимать вокруг него слишком много шуму. Это могло бы только снизить шансы на успех. Ты куда-нибудь уже обращался?
- Нет. Только к вам.
Он предложил мне рюмку вина. Сам тоже выпил. Потом задумался.
- Напиши отцу де Босу, - сказал он наконец. - Так же, как мне. Это лучшая форма. Хотя нет. Ему можно даже позвонить.
Или напиши, что ты находишься здесь и завтра с утра позвонишь.
Да, так проще всего.
Придуманный им ход и вся эта тактическая схоластика рассмешили его. Но тотчас он снова заговорил с прежней серьезностью:
- И расскажи ему все. Он человек дальновидный и осторожный. Для меня. например, его мнение будет авторитетным.
Однако пока я бы не относил мемориала.
- Он не годится?
- С чего ты взял? Очень хорош.
- Тогда почему же9
- Он по-своему хорош. Только, быть может- понадобятся другие аргументы. Ведь дело можно представить на тысячи ладов.
Сперва надо знать, каковы IBM настроения и что монсиньоры в данном вопросе готовы считан, истиной. Нам отнюдь не следует навязывать свое мнение. Мемориал пюсго отца должен подтвердить их точку зрения, то есть точку зрения тех лиц, относительно которых у нас будет уверенность, что они к нему благоволят.
Понимаешь?
- Не вполне. Но, разумеется, я подчиняюсь.
Он взглянул на часы.
- Гляди-ка, скоро час. Ну и заболтались мы!
Я встал, чтобы попрощаться. Он удержал меня. Объяснил, что обедает в городе, поскольку жена увезла кухарку в Остию.
Посоветовал мне позвонить в пансионат и предупредить, что я не вернусь к обеду. А затем спросил, куда бы мне хотелось пойти. Я засмеялся, ведь я не знаю римских ресторанов. На это он возразил, что мой отец знал все рестораны, понятно из числа лучших, и, наверное, мне о них рассказывал. Я вспомнил несколько названий, которые отец чаще всего упоминал. Синьор Кампилли одобрительно кивал головой, когда я произносил эти названия.
- Превосходно! - говорил он. - Превосходно!
Он успокоился, со лба исчезли морщины.
Образ моего отца-любителя итальянских ресторанов-в данном случае тоже связывался с далекими временами и, должно быть, вызвал у Кампилли приятные ассоциации. Он пришел в хорошее настроение, выбор его пал на первый из названных мною ресторанов. Он позвонил лакею, сказал, что уходит. А когда тот исчез за дверью в приемную, синьор Кампиллн протянул руку к лежавшему на письменном столе конверту, видимо заготовленному до моего прихода.
- Возьми, - сказал он. - У меня старые счеты с твоим отцом.
Поэтому не смущайся.
Никаких счетов у них не было. Я хорошо это знал. Кампилли просто избрал такую форму. Я поблагодарил.
- Когда истратишь их, сообщи, - добавил он. - Если бы мое дитя оказалось без денег, твой отец тоже ему помог бы. Я надеюсь, что ты будешь смотреть просто на такие вещи.
Мы обнялись. Я спрятал конверт. Перед уходом мы пошли в ванную вымыть руки. Мы шли и шли, тогда только я понял, какая огромная вилла у семейства Кампилли. Ванная тоже была большая. В ней могла бы уместиться вся наша торуньская квартирка. Из окна, выходившего в сад, открывался бесконечно далекий ландшафт, тот самый, которым я вчера любовался с угла виале и Кливо-делле-Мура Ватикане.
Ресторан поразил меня своим внутренним видом. Залы узкие и высокие, как церковный неф; в окнах витражи, пропускающие мало света. Среди этой непонятной архитектуры кружилась тьма кельнеров в ослепительно белых накрахмаленных пиджаках. Все они знали адвоката. Он долго раздумывал, какой выбрать столик.