Выбрать главу

Роберт. Я много думал, отец... Дэв не должен был находиться в этом самолете...

Брайен. Ну, это случайность... Ты знаешь, что я хотел, чтобы и ты и Дэв были военными моряками. Ты меня не послушал, а Дэв вместо морского флота попал в воздушный. Только и всего.

Роберт. Но это «только и всего» закончилось для него смертью, как, впрочем, и для многих тысяч молодых американцев.

Брайен. Это не твое дело.

Роберт. Нет, это мое дело. Когда меня убивают, когда я убиваю ни в чем не повинных женщин и детей — это мое дело. И я не хочу ни первого, ни второго!

Брайен. Вот! Вот! Вот оно, тлетворное влияние Москвы! Стоило провести там два года, и ты уже перестал быть американцем!

Роберт. Я никогда не перестану быть американцем! А не считаешь ли ты влиянием Вашингтона... влиянием безумцев, что весь мир поставлен на край пропасти?

Брайен. Может, ты считаешь и меня безумцем?

Роберт. Да, если ты в слепом неведении, в диком экстазе страха стоишь на стороне этой безумной политики, — значит, и ты безумец.

Брайен. И это ты говоришь мне, своему отцу?

Роберт. Да, кто бы ты ни был, если ты стоишь на этой гибельной черте, я называю тебя безумцем!

Брайен. И это ты говоришь, стоя возле портрета твоего родного брата, сгоревшего в небе Вьетнама?

Роберт. Тем более я говорю это именно здесь, стоя у портрета моего любимого брата, бессмысленно потерявшего свою единственную жизнь и оставившего в тяжелом горе маму, свою жену, меня и, я все же надеюсь, тебя!

Входит Луиза. У нее в руках конверт.

Брайен. Подожди, Луиза, у нас серьезный разговор!

Луиза молча протягивает конверт Роберту и уходит.

Роберт (разрывает конверт, бросает его на пол. Читает бумагу). Отец, меня призывают в армию.

Брайен. Тебя?!

Роберт. Меня.

Гаснет свет. Затихает все время игравшая под сурдинку беспорядочная музыка. Белый луч света ползет по стене, останавливается на боксерских перчатках, затем перебегает к веслам. Медленно переходит к портрету Дэва. Затем, резко метнувшись влево, освещает фигуру во весь рост стоящего Дэвида в истерзанном летном комбинезоне, рваном летном шлеме. Лицо и руки у Дэвида черные.

Дэвид. Я хотел тебя видеть, Роберт!

Второй белый луч, перекрещиваясь с первым, освещает лежащего на кровати Роберта.

Роберт (приподнимаясь). О, Дэв! Ты вернулся?

Дэвид. Ты лежи, лежи... Так удобней. Я хотел тебя видеть... Ты долго отсутствовал... Когда я улетал, тебя не было.

Роберт. Да, меня не было... Меня не было почти два года.

Дэвид. Я очень жалел, что ты не провожал меня... Было очень весело... Мы так напились... Я едва отошел в самолете.

Роберт. Мама писала. Она очень грустила.

Дэвид. Наша мама всегда грустит... Ты же знаешь ее характер, ее не изменишь.

Роберт. Да, характеры трудно менять.

Дэвид. Очень трудно, согласен с тобой... Но я, знаешь, соскучился по тебе. Даже не знаю почему. Когда ты уехал, я как-то не думал... Нет, впрочем, думал... Ну конечно, думал... Я думал: куда тебя понесло?.. Неужели нельзя было учиться здесь? Я так думал, а потом забыл...

Роберт. Что ты забыл?

Дэвид. Забыл, о чем думал... А когда ты так вот вдруг, неожиданно вернулся, очень захотелось повидать тебя. Ты рад, что мы встретились?

Роберт. Да, Дэв, я очень рад...

Дэвид. Понимаешь, я там вспоминал наше детство... Оно было интересное у нас... Помнишь, как перевернуло шлюпку, а? Помнишь? И я тебя спасал... Помнишь?

Роберт. Да, Дэв... Помню.

Дэвид. Я там вспоминал... а вдруг бы ты утонул, а? Вдруг бы ты утонул, что было бы с мамой? Об отце я не думал. Он моряк, он знает, что такое океан... Нешуточное дело. Ты согласен со мной?

Роберт. Согласен, Дэв.

Дэвид. Что значит время... А раньше ты со мной редко соглашался... Ты был немного не от мира сего.

Роберт. Ну что ты, Дэв...

Дэвид. Нет, в самом деле, Боб. В самом деле... Ты помнишь, как я тебя сшибал в боксе? Но ты был хороший партнер, ты никогда не жаловался маме... Я тебя сшибу, ты поднимешься, улыбнешься виновато и уходишь... И никогда не жаловался. Это очень хорошее у тебя качество... Не любил ты драться.

Роберт. Не любил.

Дэвид. Странно... У нас были все драчуны, а ты не любил драться... Ты любил какого-то поэта, старого чудака. Я не помню, где он жил...