— Роджер?
— Как же здесь холодно, — отозвался он, поежившись. Голос был тот же, но в нем появилась мягкость, осмысленность. Я достал фляжку с коньяком, свинтил колпачок и протянул МакКейну.
— Глотни, сейчас пиджак дам. — Он, дрожа, взял спиртное и впился губами в горлышко, глотнув, закашлялся.
— Зачем ты пошел в лабиринт? — я протянул ему пиджак, он благодарно кивнул, набросил на плечи, не выпуская фляги.
— Моя семья всю жизнь провела в бедности и унижениях. Я стремился к жизни, в которой ни в чём не стану нуждаться. — Он еще раз приложился к коньяку и вернул фляжку. — Спасибо… Никто не знал точно, что скрывает лабиринт, но я чувствовал: его секрет — шанс выбраться из злыдней. А когда понял, что к чему — было уже поздно.
Вода отражала искателя изнутри, его настоящие стремления. Каждый шел в надежде обогатиться, найти другую, лучшую жизнь. А впереди ждала встреча с самим собой. Пожалуй, это действительно сокровище — понять кто же ты, к чему стремишься.
Для Роджера главным была сытая, спокойная жизнь, и он, испив, получил то, за чем шел.
— А чего хотел ты? — спросил МакКенйн, оборвав мои размышления.
— Просто выполнить свою работу, — ответил я.
Роджер хмыкнул, и покосился на стражника Золотых Врат:
— Тогда пора заканчивать.
Едва в воображении родился образ, как рифмованные строчки покорно оплели его, надежно скрыв суть, и я двинулся к привратнику…
Прошло несколько дней, прежде чем шумиха вокруг МакКейна немного поутихла. Я отправил в управление телеграмму о закрытии дела, и собрался отбыть следующим днем.
Накануне отъезда, вечером, я собрал в таверне всех, с кем успел подружиться в Вильмоте, дабы отметить возвращение Роджера и под шумок — попрощаться.
И все же, не удержавшись, спозаранку, пока еще было время до поезда, отправился в лабиринт. Но, как и ожидал, коснувшись статуи, ответа привратника не услышал.