Пробежав дальше, юноша увидел группу воинов, ведущих за собой грязную старуху. Вглядевшись, Каяк рассмотрел в её лице знакомые очертания. Нет… юноша не мог признать горькой правды… это была его мать — Вероника. Чаша его человечности, булькнув, пролилась, оставив в душе Каяка широкую кровавую линию, ведущую в одну сторону. Теперь у юноши была лишь одна цель, он действовал в одном ритме, в том, который задала ему эта линия. Подойдя к воинам, он обрушил на них всю злобу, на которую был способен. Воин неистово сыпал удары, не помня себя в припадке ярости. Каяк ничего не мог с собой поделать, не мог остановиться, и дело даже не в том, что он жаждал возмездия, что-то не давало ему остановиться. В окончание юноша придушил одного из врагов, и, будто опомнившись, взглянул на мать. Он ожидал увидеть измождённую, морщинистую старуху, отдалённо напоминавшую ему Веронику. Но вместо этого к его великому восхищению и радости, он увидел сияющую красотой свою мать, в точности такую же, которая осталась в Тачэне после ухода сына. Она улыбнулась ему, и… растворилась в воздухе.
— Нет! Нет! Не уходи! — только и успел крикнуть Каяк. Опустившись на поверженных воинов, он был готов предаться крайнему отчаянию, как в памяти всплыли слова Логоса: «Ничего не бойтесь — всё, что вы увидите — иллюзия, созданная обманом дьявола. Вас могут подвергать смертельной опасности, показывать страшнейшие картины, с вами будут делать всё, что может заставить уничтожить ваши души изнутри». Будто тяжесть тибетских гор свалилась с придавленной груди юноши, и он, свободно вздохнув, произнёс:
— Вы за всё заплатите, грязные маги.
Собрав свою волю в прочный доспех, Каяк поднялся из пропасти отчаяния и вырвался из путов, пленяющих его разум.
На этот раз Вейюан очутился у подножия гор хребта Алтынтаг. Рядом лежал спящий Каяк, а над острыми пиками гор светила луна, окружённая подругами-звёздами. Вейюан сидел на медвежьей шкуре, ничего не понимая, словно очнулся от обморока или долгого тяжёлого сна. Наконец, осознав своё положение, он успокоился: его друг рядом, в безопасности, и сам путник чувствовал себя уютно и привычно.
«Странный сон приснился» — подумал юноша, всё ещё не до конца понимая смысл случившегося. Он лёг и забылся сном. Утром его разбудил знакомый звук, но он заставил Вейюана мгновенно проснуться. Открыв глаза, юноша с ужасом обнаружил лезвие боевого ножа у своего горла. Он перевёл взгляд на обладателя оружия, чувства его забурлили и смешались, как поток воды, встретивший на своём пути преграду. Вейюан хотел что-то сказать, но Каяк его предупредил:
— Неверный! Я считал тебя другом, а ты не дорожил моим доверием к тебе. Теперь чаша моего терпения переполнена, и я сделаю с тобой то, что должен сделать по закону, и чего ты заслуживаешь, мерзавец!
Нож стал давить на горло сильнее, и тогда Вейюан крикнул в отчаянии:
— Друг, когда я тебя предавал?! Я всегда был верен тебе и был готов идти за тебя в огонь и в воду!
— Низкая ложь! Как ты только посмел назвать меня своим другом! Ты сам прекрасно помнишь, как бросил меня одного, когда я был в тумане. Я звал тебя, но ты не откликнулся, и вот что ты натворил! — Каяк показал свои руки: вены выделялись чёрным цветом запёкшейся крови, а многочисленные неглубокие порезы поперёк них выглядели не только пугающе. — Видишь? Это твоих рук дело! Ещё более мерзкий поступок ты совершил…
Голос Каяка набирал высоту, приобретал гневную интонацию, рука, державшая нож, ослабляла хватку. Юноша был поглощён своей речью, сосредотачивая всё внимание на ней и забывал про отдельные, более важные моменты. Это и было надо Вейюану. Коротким точным движением он схватил руку Каяка, отдёрнул её от своего горла и прижал друга к земле, заблокировав теперь его обе руки. Но и соперник был тоже не промах. Сильным ударом колена он сбросил юношу с себя, повалив его на спину, и бросил в него нож. Но Вейюан заметил это движение и, быстро перекатившись, увернулся от смертоносного лезвия. Снова друзья на ногах. Воспользовавшись задержкой, Вейюан сказал Каяку: