— Когда же?
— Примерно в двухтысячном году до нашей эры.
Грейс встала, чтобы показать Алексу путеводитель по собору, привезенный Люси. В книжечке было множество закладок из бумажных полосок, но Грейс открыла ее на странице с изображением Мадонны с Младенцем.
— Нынешняя статуя Девы Марии с Иисусом воздвигнута на месте прежней, разрушенной в шестнадцатом веке. Есть мнения, что замена произошла еще в двенадцатом веке, но предыдущим объектом поклонения вполне могла быть черная Мадонна, которой поклонялись друиды,— выточенная, скорее всего, из эбенового дерева. Во Франции найдено множество свидетельств подобного культа.
Алекс внимательнее вгляделся в иллюстрацию:
— То есть христианская церковь утверждала себя на базе уже существующего и весьма распространенного обожествления женщины?
— Вот именно. Нам не хватает сведений о периоде, предшествующем друидам, зато мы можем убедиться воочию, что расположение Шартрского собора удивительным образом напоминает Стоунхендж: собор практически безупречно ориентирован на лучи восхода в летнее солнцестояние. В этом он отличается от всех других христианских церквей, ориентированных на восток. К тому же в Шартрском соборе две оси, как и в Стоунхендже, где Пяточный камень и углубления от монолитов вдоль Аллеи отмечают наступление самого длинного дня солнечного календаря и указывают разницу между солнечным и лунным календарем. Это математическое уравнение, названное «коммой Пифагора»…
— Да-да,— с энтузиазмом перебил ее Алекс,— между солнечным и лунным циклами есть зазор! И если в архитектуре соединены две небесные оси, то число «тридцать четыре» обязательно должно находиться в некой ключевой точке здания, недаром считается, что там проходит мировая ось — axis mundi.
— Я об этом не знала, Алекс,— покосилась на него Грейс,— но в Шартрском соборе эта «комма» точно присутствует. Он немного наклонен — это хорошо видно со стороны западного портала, если встать лицом к востоку.— Она открыла в путеводителе план строения.— Здесь не так заметно, но длинная и короткая оси немного искривлены, отчего в трансепте возникает небольшой «перекрут». Так сделано нарочно, потому что все остальные пропорции соблюдены в точности.
— Получается слияние мужского и женского периодов?
— Неплохо придумано, правда? Шпили над западным фасадом различаются и по высоте, и по стилю. Это озадачивает, но только до тех пор, пока не обратишь внимание на то, что на одном из них флюгер с изображением солнца, а на другом…
— Луны,— поспешил вставить Алекс, отодвигая тарелку.— Маму все это, вероятно, чрезвычайно интересовало. Сама она отождествляла себя с луной. Этот собор был задуман как зримое сосуществование мужской и женской энергетик.
— Интересное решение — союз мужского и женского ритмов. Он описан под названием «эффекта вибрато». А чтобы подчеркнуть важность роли света, крошечное отверстие в стене, метко прозванное «окном святого Аполлинария», направляет солнечный луч точно на шляпку гвоздя в каменном полу ровно в полдень двадцать первого июня!
— Как в Стоунхендже!
Грейс многозначительно кивнула:
— Но разумеется, в официальных путеводителях такой фотографии не найдешь — здесь даже не упоминается об этом явлении! Оно, как и сам собор, только придало бы особое значение смене культов и вероисповеданий на протяжении столетий.
Алекс оторвал себе кусок наанского хлеба, но забыл положить его в рот.
— Сегодня я обедал с Амалем — это хирург, который оперировал Люси.
Грейс кивнула, услышав знакомое имя.
— Это настоящий человек эпохи Возрождения: говорит на семи языках, увлечен искусством, создает врачам доброе имя, и вообще он — настоящий посланец гуманизма. Мы говорили о Шартрском соборе, и Амаль рассказал мне о суфиях. Ты когда-нибудь слышала о них?