С Йору, Амидо и Рикко разговаривали нечасто — адептов держали в одноместных охраняемых палатах. Не допрашивали. Но общение ограничили. В остальном — полная свобода, исключая неудобства больничного распорядка.
Из магистрата не приходили. До вчерашнего дня. Миловидная адептка, всего на пару лет старше самого Кэйрана, улыбаясь и излучая понимание, вручила вполне официальную грамоту, приглашающую для беседы, после окончания курса всех врачебных процедур. "Всё пока происходит очень мягко" — отметил для себя Хаш. Он прекрасно осознавал — их будут допрашивать, долго и тщательно. Сканировать память. Кэйрана — особенно. Адепт не разбирался в медицине, но смутно предполагал, что его не только лечат. Видимо, магистрат крайне интересовало состояние эксперимента Аки.
Адепт для себя решил ещё в первую неделю — отделалась девятая группа неплохо. Никто не погиб. Никто даже не покалечен. А ведь магистры могли прийти позже. Ещё позже, чем пришли, потуже затягивая силок. Никто не мог ожидать бесполезности приготовлений.
Аки так и не объявили чернокнижницей. Отступницей. Официально она значилась как чародей, погибший в бою. Официальная версия гласила — Кэйран Аки находилась под воздействием дзинтая чернокнижника. И за это юноша готов простить городу Дзэнсин всё. Свои раны, раны друзей. Потому что в смерти Аки не виноват никто из её коллег, других магистров. Виноват Хаш. Самый близкий, наверное, человек. Не сумевший вовремя разглядеть изменения. Даже не замечавший, что с сестрой что-то неладное. И с лёгкостью начавший самостоятельное расследование, заподозрив Аки в нарушении законов города.
Хаш до хруста в суставах сжал подлокотники кресла. Пальцы побелели. В смерти сестры, кроме него виноват ещё кое-кто. Магистр Гихан. Он постоянно подталкивал, направлял. Наслаждался состоянием Аки и использовал в своих целях. "Мразь". Долг Хаша теперь стал просто неподъёмным. Перед Дзэнсином — искупить свою вину. Искупить потерю лучшего учёного в своём поколении, Кэйран Аки. Перед собой и семьёй — расквитаться с Гиханом. Заставить заплатить. Любой ценой. Рыжий знал — он сполна рассчитается по всем долгам. Пусть даже придётся умереть для этого.
Сзади раздались тихие шаги. Хаш обернулся и увидел Йору, выходящего на воздух. Блондин, за время, проведённое в больнице, сильно исхудал. Черты лица заострились, стали твёрже. Глаза смотрели упрямо. Когаку подошёл прямо к Хашу, уселся на перила веранды и обернулся, ухватив последние секунды догорающего заката. Затем — внимательно глянул на Хаша.
— Я хочу с тобой поговорить.
— Да, это, конечно, новость. Ты меня прямо ошарашил. И твой приход сюда — настоящий сюрприз. Если серьёзно — что, охрану сняли? Нам можно разговаривать?
Йору кивнул.
— Когда я проснулся, у дверей палаты никого не было. И в коридоре меня никто не остановил.
— Ясно, — удовлетворился Хаш.
— В общем… Я хочу, чтобы ты знал — я ухожу из города. Насовсем. Сдам знак адепта. Приму "Печать", — голос Когаку дрожал, но сам он, всё тело, лицо и глаза выражали уверенность. Непоколебимую.
Хаш ошарашенно поглядел на блондина.
— Ты это серьёзно, Когаку?!
Йору опустил глаза.
— Меня здесь ничто не держит… извини, я не о тебе или Амидо. Моей семьи нет. И я хочу выяснить, что с ней случилось. В свете… некоторых событий.
— Каких событий?! О чём ты?!
Блондин вздохнул.
— Ну почему всегда мне приходится всё объяснять, — грустная улыбка показалась у него на губах. — Хаш… Нас использовали. Как приманку. Магистры. Мы для них — ничто. Помолчи, — предостерегающе вскинул адепт палец, видя, что Кэйран собрался оспорить его слова. — Дослушай. Говорить будешь потом, — голос Когаку стал жёстким. — Магистры использовали адептов как приманку. Наживку. Знаешь, так охотятся в южных землях, там водятся большие хищники, полосатые кошки — тигры. В лесу привязывают ягнёнка. Беспомощного. Он начинает блеять, от страха или от голода, неважно. А потом к нему приходит тигр. И его убивают. Из засады. Бывает, ягнёнок даже выживает, — он поднял взгляд и выразительно посмотрел в глаза Хашу. — Но чаще тигр успевает разорвать приманку: охотники любят бить наверняка. Я не хочу больше быть ягнёнком.