— Я — сама жизнь, — сказала девушка.
— Что? — ошеломленно переспросил Ник.
— Для тебя я — сама жизнь. Сколько там тебе, тридцать восемь? Сорок? Что же ты узнал? Сделал ли ты хоть что–нибудь? Смотри на меня, смотри. Я — сама жизнь, и пока я с тобой, часть ее переходит тебе. Теперь ты не чувствуешь себя таким старым, правда ведь? Теперь, когда я сижу рядом в этом скибе.
— Мне тридцать четыре, — сказал Ник, — и я совсем не чувствую себя старым. Кстати говоря, пока я сижу здесь с тобой, я чувствую себя старше, а не моложе. И ничего мне не переходит.
— Перейдет, — сказала она.
— Ты знаешь это по опыту, — произнес Ник. — Со старшими мужчинами. До меня.
Открыв сумочку, она достала оттуда зеркальце и пудреницу; она стала проводить аккуратные полосы от глаз, по щекам и к подбородку.
— Ты используешь слишком много косметики, — заметил он.
— Чудесно, ты еще назови меня шлюхой за два юкса.
— Что? — переспросил он, уставившись на нее; его внимание было мгновенно отключено от утреннего движения.
— Ничего, — ответила она. Потом закрыла пудреницу и положила ее вместе с зеркальцем обратно в сумочку. — Не хочешь ли выпить спиртного? — спросила она. — У нас с Дэнни куча знакомых торговцев. Я могла бы даже раздобыть тебе бутылку — как его там? — шотландского виски.
— Сделанного Бог знает где, на каком–нибудь с неба свалившемся самогонном аппарате, — подхватил Ник.
Ее охватил безудержный смех; она сидела, склонив голову и закрывая рукой глаза.
— Представляю себе, как самогонный аппарат машет крыльями в ночном небе, направляясь к новому месту расположения. Где его не отыщет ПДР. — Она продолжала смеяться, сжимая голову так, словно этот образ отказывался ее покинуть.
— От алкоголя можно ослепнуть, — сказал Ник.
— Ерунда. Слепнут от древесного спирта.
— А ты уверена, что различишь их?
— А как можно вообще быть в чем–то уверенным? Дэнни в любой момент может поймать нас и прикончить; то же самое может сделать и ПДР… но это просто не очень вероятно, и ты должен следовать тому, что вероятно, а не тому, что возможно. Возможно все, что угодно. — Она улыбнулась ему. — Но ведь это и хорошо, понимаешь? Это значит, что всегда можно надеяться; так говорит он, Кордон, — это я помню. Кордон без конца это повторяет. На самом деле у него есть не так уж много, что сказать, но это я помню. Мы с тобой можем полюбить друг друга; ты можешь уйти от своей жены, а я — от Дэнни; тогда он совсем свихнется — запьет мертвую — и прикончит нас всех, а потом себя. — Она засмеялась, ее светлые глазки заиграли. — Но разве это не здорово? Разве ты не понимаешь, как это здорово?
Он не понимал.
— Ничего, поймешь, — посочувствовала Чарли. — А пока что не отвлекай меня минут десять — я должна придумать, что скажу твоей жене.
— Я сам скажу ей, — заявил Ник.
— Ты все испортишь. Это сделаю я. — Она зажмурила глаза, сосредоточиваясь. Он продолжал вести скиб, направляясь уже в сторону своей квартиры.
Глава 8
Фред Хафф, личный секретарь директора ПДР Барнса, положил на стол своего начальника какой–то список и сказал:
— Прошу прощения, господин директор, но вы давали указание делать ежедневный отчет о квартире 3XX24J — он перед вами. Мы использовали контрольные пленки с записями голосов, чтобы опознать тех, кто туда заходил. Сегодня там было только одно лицо — я имею в виду, одно новое лицо. Некий Николас Эпплтон.
— Звучит не очень громко, — заметил Барнс.
— Мы прогнали это через компьютер — тот, что мы взяли внаем у Вайомингского университета. Он представил интересную экстраполяцию, поскольку там имелись все предварительные данные на этого Николаса Эпплтона — его возраст, занятия, происхождение, семейное положение, имеет ли детей, привлекался ли…
— Прежде он ни в какой форме не нарушал закон.
— Вы хотите сказать, что его ни разу не ловили. Мы и это выяснили у компьютера. Какова вероятность того, что этот конкретный человек умышленно нарушит закон — на уровне уголовного преступления? Компьютер ответил: «Вероятно, нет, не нарушит».
— Но он сделал это, когда пришел в 3XX24J, — язвительно проговорил Барнс.