Странник, вероятно, безмолвно ушёл в толчею. Потому как я почувствовала близко присутствие другого существа, оно всегда отдавалось дрожью внутри. Чуть не ставшего для меня всем миром существа. Намеренно не подаю никаких признаков жизни.
- Пришёл за моей головой - запишись в очередь, - индифферентно произнесла я.
- Не имел мочи сказать, - молвил эльф, отнюдь не снобистским тоном.
Извиняется?
- Угу, - также безучастно мычу я.
- Упустить единственную возможность соединиться. Я не мог.
Встала, с намерением уйти, но притормозила, посмотреть в его наглые очи.
- Вы всегда загодя думаете о себе?
Глаза царевича сверкнули праведным гневом. Задела его гордость?
- Я думал о выживании своего народа! - оскорблёно заявляет Леголас. - Если мы не выполним… всему конец!
Конечно, поэтому ты и шёл вторым. А Тошка - первым. Я никогда не забуду его слова. Царевич – ты трус!
- Неужто? - язвительно, как только могу.
Брови Леголаса сдвигаются на переносице:
- Не поспел я, да и никто не поспел бы его спасти.
- Почему тогда не забрали тело или не схоронили как положено?
- Да потому, что не осталось ничего! - в отчаянии выкрикнул эльф.
А я думала - хуже в моём положении быть не может.
- По кускам разорвали. Ты это добивалась услышать? – выцедил эльф.
Кошмарище. По мурсалам тебе, Светка, по мурсалам. Как бы я хотела сию секунду оглохнуть. Воображение живо нарисовало картинку, к горлу подкатил огромный ком. Стены заплясали сумасбродную круговерть.
- У меня не было намерений причинять тебе непотребную боль, - произнёс он с горечью. - Прости. Но случилось то, что должно было случиться давно.
Слов нет…
- Знаешь, ты прав: жалость - моё слабое место, - мёртвым голосом заключила я.
Он вновь нахмурился, глядя на меня с подозрением.
Я нашарила глазами выход, питая надежду добрести до цели не свалившись в обморок. Леголас резво сорвался с места, привлёк к себе моё тело. Я упираюсь во всю мочь, смекая, что силы скоро покинут меня. Бесполезно. Царевич фиксирует ладонью мой затылок и завладевает моим лицом. Нахлынувшее чувство сродни лёгкому бризу для измотанного путника в пустыне. Сдувает жар ужаса и страха. Одаряет спокойствием и приливом нежности. Губы царевича касаются моего рта, ресниц, носа, скул...
ГЛАВА 8.
ГЛАВА 8.
«Запрись получше и открывай лишь в том случае,
когда назовут цвет твоих трусов».
Говорили Саурону за вратами Мордора.
Голоса доносились как сквозь толщу воды.
- Чем ты её опоил? Чистая отрава! - укорял переливчатый эльфийский голос.
- Сама попросила.
Синдарин. Блин, ничего не соображаю. Каша в голове.
- Воды! - рявкнул королевич Лихолесья куда-то в сторону от меня.
Так. Значит, я всё же потеряла сознание. Ко рту приставили твердый прохладный предмет, по ощущениям - край кружки.
Я попыталась оценить обстановку. Видно, меня вынесли на террасу, поближе к свежему воздуху. Делаю глоток, и до меня доходит абсурдность моего положения. Скорость, с которой я вскочила, и рванула прочь от эльфа -феррари нервно дымится за треком. Оба мужчины вздрогнули от неожиданности. По дороге я бесцеремонно и довольно грубо толкнула царевича, кружка с водой выпала из рук эльфа и заюлила по полу. Неловкость – моё второе имя.
- Что ты себе позволяешь? - хладнокровно спрашивает Леголас, и не думая наклониться за сосудом, не барское, дескать, дело. - Пить неизвестно какое пойло! Где твоё достоинство?
Конечно, ваше высочество, а вы здесь затем, чтобы меня оприличивать? Похоже назрел действительно серьёзный разговор. Что ж, давно пора расставить все знаки препинания в наших отношениях. Всё зашло слишком далеко.
- Тебе своё точно без компаса и карты не найти, - отбиваю я подачу.
Наглая провокация: эльф весь состоял из достоинства и сдержанности. Но остановиться я уже не могла, меня понесло.
Леголас указал на меня раскрытой ладонью, посмотрев на Арагорна взглядом: «Ну, я же тебе говорил!» Странник вернул ему жест со взглядом «С девчонкой что ли не справишься?»
- Думаешь, мне не довелось никого терять? Думаешь, я безразличен ко всему? - эльф забрасывает пробный камень, пробуя воззвать к остаткам моего разума.
Я запнулась в подготовленной речи. Попал. Вправду, с чего я решила, что он равнодушен к происходящему? А исчезновение его матери? Тайна за сто двадцатью печатями. Моя вера, что он воспользовался моей слабостью для достижения своей цели, пошатнулась. И эти его слова, что жалость – моё слабое место… Жалость ли заставила меня тащить его до ворот? Жалость ли подтолкнула меня к его постели? Жалость ли?.. Ни за что на свете я не озвучу мысли и сомнения, одолевавшие меня.