– Что, прости? – переспросила она наконец.
Он выразительно покачал головой.
– Не могу передать, как мне жаль. Боже, Хэлли, я хочу тебя. Ты даже представить себе не можешь, как я хочу. Но это будет неправильно. Ничего не изменилось. Я все так же планирую уехать. И если мы будем... близки, то это погубит нас обоих.
Тогда не уезжай! – хотела прокричать Хэлли в ответ. Останься здесь.
Но Хэлли не хотела умолять его, тем более она уже и так потеряла остатки гордости.
Она облокотилась на раковину и с сарказмом произнесла:
– Мне как всегда повезло. Сделать предложение человеку, который решил проявить благородство!..
Хэлли закрыла глаза рукой и покачала головой. Марк вскочил со стула и подошел к ней.
– Пожалуйста, не плачь.
– Я не плачу. Просто устала. В жизни не чувствовала себя такой измотанной.
Он положил руку на ее плечо.
– Но ты была восхитительна. Ты такая смелая.
– Что-то не вижу, чтобы смелость принесла мне что-нибудь хорошее. Я уже начинаю думать, что никогда не найду человека, который полюбит меня.
Он сжал ее плечо.
– Перестань! Даже думать не смей, что это связано с тобой или что тебя никто не любит. Это не так. Тебя очень любят, я никогда еще не встречал такого человека, как ты.
Но ты же меня не любишь.
Отвернув голову, Хэлли сцепила зубы, чтобы ненароком не вылетели эти слова, – ведь иногда она бессознательно размышляла вслух. Марк начнет жалеть ее, а она просто не вынесет жалости с его стороны.
Свободной рукой Марк взял ее за другое плечо и развернул так, чтобы видеть ее лицо.
– Дело во мне, – прорычал он. – Это я испорчен. Меня воспитали в холодном доме с жесткой дисциплиной. И оттуда я сразу пошел в армию. Мне неизвестно, как любить правильно. Дело не в тебе, дело во мне.
Она убрала его руки, пока его сильные пальцы не оставили синяков.
– Послушай, почему бы тебе просто не уйти? Я думаю, что мы оба уже достаточно сказали.
– Но...
– Марк, пожалуйста. Я устала.
Он не сводил с нее глаз еще пару минут, и она знала, что он хочет что-то добавить.
Но ведь он уже все сказал, разве не так?
Он кивнул и вышел прочь.
– Эй, это не мой заказ.
Хэлли посмотрела на тарелку. На ней лежали омлет и булочка.
– Простите.
– Я заказывал овсяные лепешки, – сказал раздраженный клиент, – а не яйца.
– Извините, пожалуйста, сэр, я это забираю и сейчас принесу ваш заказ.
Проходя мимо одного из столиков по дороге на кухню, Хэлли услышала голос еще одной клиентки, беременной женщины:
– Мисс, я жду свой омлет уже давно.
– А вот и он, – откликнулась Хэлли, ставя тарелку перед ней.
– А где мои свежие тосты? – спросил супруг женщины.
– Будут через пару минут. – Она попыталась улыбнуться, но чуть не всхлипнула и быстрым шагом пошла на кухню. Там поймала за руку одну из официанток и попросила: – Марджи, пожалуйста. Овсяные лепешки, столик номер семь, и французские тосты на номер десять. Я сейчас приду.
Чтобы не опозориться у всех на виду, она выбежала на улицу из боковой двери, прислонилась к трубе, закрыла лицо руками и расплакалась.
Все шло не так, и она не могла ничего исправить. Обычно, что бы ни происходило в ее личной жизни, на нее всегда можно было положиться и обязанности свои она выполняла четко. Но теперь не справляется даже с этой работой.
Прошло уже несколько дней после их разговора с Марком, а Хэлли все не могла сосредоточиться и собраться. Как будто она была сама по себе, а голова – сама по себе, и мысли бродили в неизвестном направлении. Хэлли потеряла контроль над собой, перестала улыбаться. Иногда ей даже казалось, что жить больше не стоит.
– Хэлли?
Тоненький голосок, раздавшийся над ухом, принадлежал Трейси. Она недавно начала работать в «Яве» в утреннюю смену, чтобы заработать денег и доказать сестре, что она тоже может быть надежным, самостоятельным человеком.
Повернувшись к ней спиной, Хэлли покачала головой.
– Со мной все нормально, – сказала она сквозь слезы. – Иди обратно, или Мэг сейчас будет спрашивать, что стряслось.
– Так это она послала меня сюда. Мэг очень переживает за тебя. И я тоже.
– Не волнуйся. Иди обратно.
Трейси и слушать не хотела. Она обошла сестру с другой стороны, чтобы увидеть ее лицо.
– Что случилось? Скажи мне, пожалуйста. Дело в Марке?
От его имени стало больнее, и Хэлли снова залилась слезами.
Трейси обняла ее и прижала к себе.
– Все хорошо. Я здесь, рядом с тобой.
Ирония судьбы, подумала Хэлли. Обычно она предлагала кузине руку помощи и надежное плечо, когда той было худо, и вот теперь Трейси утешает ее. Но в объятиях сестры было хорошо и спокойно, и Хэлли не стала прогонять ее.
Когда всхлипывания начали утихать, а волна эмоций потихоньку спадать, Хэлли оторвала заплаканное лицо от плеча Трейси и улыбнулась ей.
– Спасибо, мне это было необходимо.
Двоюродная сестра с пониманием смотрела на нее.
– Это все из-за Марка? – повторила она свой вопрос. – Я слышала, как ты плачешь ночью, но боялась спросить. Если хочешь, расскажи мне. Я все могу понять – и про мужчин, и про боль.
Несмотря на слезы, Хэлли усмехнулась.
– Не сомневаюсь. Нам обеим не везет на этом фронте.
– Да. Ты всегда слишком тщательно выбирала мужчин, а я, наоборот, была слишком неразборчива. Ты любишь его, да? – Когда Хэлли кивнула, Трейси улыбнулась: – Ну так скажи ему об этом.
– Я уже сказала.
– И что он ответил?
– Не то, что я хотела услышать.
У Трейси вытянулось лицо.
– Ох, – вздохнула она.
– Да. И вряд ли у этой истории будет счастливый конец.
– О, Хэлли, – теперь Трейси чуть не плакала, – это так печально.
Хэлли обняла ее и прижала к себе.
– Да, иногда жизнь такова. А нам остается лишь бороться и жить дальше. Пойдем. Пора работать.
Марк постучал пальцами по столу, потом повернулся в кресле, чтобы посмотреть на океан. Вид из окна – одно из преимуществ его работы: залитый солнцем утес над океаном, на котором стоит единственная монтерейская сосна. Бывая в городе, он часто смотрел в окно, когда его обуревали тяжелые мысли. В этом пейзаже было что-то успокаивающее и вечное. Он восстанавливал его силы, помогал настроиться на рабочий лад.
Но не сегодня.
Марк был не в духе, раздражен.
Он не видел Хэлли с того дня, как она предложила ему себя. В «Яву» он больше не ходил. Выбрал какой-то другой ресторанчик, не отличающийся ни дружелюбным персоналом, ни хорошей едой, к которой он привык.
Марк был трусом, здесь сомнений не возникало. Он не смел смотреть ей в глаза, не мог вынести ее милого присутствия, не мог пережить воспоминаний о том, через что ему пришлось пройти.
Марк сказал себе, что сделал правильный выбор, но что-то тут не ладилось. И он не имел ни малейшего представления, что делать дальше.
Ему хотелось выполнить свое обещание, но никакого продвижения в поисках ее альбома для вырезок не было. Мэдисон исчез. Марк ездил в квартиру Гаса в Сан-Франциско, но не нашел его там.
Так как Мэдисона осудили условно, Марку было положено уведомить об этом полицейского, занимающегося делом Гаса, чтобы тот докладывал обо всех его перемещениях. Но полицейский тоже куда-то пропал. Марк распорядился выписать на Мэдисона ордер, но вряд ли перегруженный полицейский участок будет искать одного-единственного бывшего осужденного, который не совершал преступления.
Воспоминания терзали сердце Марка. Он не мог позволить себе любить Хэлли и не мог найти то, что было дорого ей больше всего на свете. Она назвала его благородным. Ха. Он себя чувствовал абсолютно никчемным.
Стук в дверь прервал его размышления.
– Войдите, – сказал Марк, поворачиваясь в кресле к столу.
Лен Бейкер, мэр города, вошел в кабинет, широко улыбаясь.
– Лен, – поприветствовал его Марк, довольный хоть какой-то перемене. – Что привело тебя сюда? Возьми стул.