Хэлли осторожно покрутила головой, чтобы не испортить прическу. Она всегда укладывала волосы, когда проводила экскурсии, в среду, субботу и воскресенье. Сегодня среда, и скоро пора открываться. Хэлли взглянула на часы – через пятнадцать минут! К этому времени она должна быть в полном порядке.
Марк заплатил пять долларов, хотя знал, что как начальник полиции может пройти бесплатно. Но это было его обеденное время, и ему было приятнее заплатить. Симпатичная полненькая девушка взяла деньги и сказала, что следующая экскурсия начинается через десять минут.
Ожидая в приемной, Марк думал об их утренней встрече. Его обидело поведение Хэлли, но позднее, поразмыслив, он решил проявить великодушие и не обращать внимания на ее странный выпад. Какое-то давление, испытываемое ею, заставило девушку вести себя неестественно.
Его внимание привлекла старинная ручная вышивка. Там было написано: «На картину взгляни и меня помяни». И подпись: «Беатриче, 1887».
Марк улыбнулся, представив миловидную молоденькую девушку из позапрошлого столетия, которая старательно вышивает, не подозревая, что кто-то когда-нибудь прочтет ее послание. Может, она из рода Фицджеральдов, подумал он и неожиданно для себя ощутил странное чувство, которое мог бы назвать ностальгией по прошлому.
Это было очень необычно, так как Марк никогда не считал себя сентиментальным человеком и не интересовался историей, не сомневаясь в том, что она учит только одному: люди всегда были дикарями, но старались таковыми не быть; какой инстинкт брал верх, тот и направлял ход их жизни.
Его размышления были прерваны чьими-то голосами. Хэлли разговаривала с тремя посетителями – немолодой парой и серьезным молодым студентом, который быстро что-то записывал в блокнот. Но на них он практически не обратил никакого внимания, потому что его изумила сама Хэлли.
Она не была похожа ни на официантку в униформе и с хвостиком, ни на домашнюю Хэлли в свитере. Сейчас волосы ее были подняты вверх, уложены в замысловатое кольцо и украшены двумя декоративными гребнями. В ушах блестели элегантные серьги с жемчугом. Блуза с высоким горлом застегивалась на длинный ряд жемчужных пуговиц, а манжеты были оторочены атласом. Темно-синяя юбка доходила ей до лодыжек. На ногах были изящные ботиночки на пуговицах. У Марка даже дыхание захватило от изумления.
Полная грудь, узкая талия, красивые бедра. Вот это да, подумал он. Марк много слышал о том, что одетая женщина выглядит более сексуально, чем та, которая выставляет свои прелести напоказ, но никогда не верил этому. Дайте мне плоть, и побольше, всегда говорил он. Оставьте воображение романтикам и поэтам.
Но сейчас Марк понял, что заблуждался. Хэлли превратилась в таинственную и грациозную незнакомку. Уже не говоря о том, что очень сексуальную.
Глядя на нее, Марк удивленно заметил, что его пульс участился, а мышцы напряглись. Он отвернулся к вышивке, потом перевел дыхание и расслабился, прежде чем посмотреть на нее снова.
Он помотал головой. Что это за женщина? Почему она постоянно его удивляет? Как ей удается оказывать на него такое влияние? Он как бы раздвоился. Одна его половина не любила сюрпризов и сенсаций, но другая радостно призывала забыть обо всем.
Итак, женщина времен королевы Виктории будет сопровождать его на экскурсии.
– Мисс Гортензия Палмер, моя двоюродная прапрабабушка, приехала в этот город в 1884 году, чтобы стать первой женщиной-мэром Промиса. Она купила пять участков земли. Сейчас там располагаются авеню Сильвер и Тихоокеанская улица.
Хэлли показала на портрет женщины с решительным лицом. Она была одета в простую темную блузу, длинную юбку и ботинки. Прапрабабушка сидела в кресле, и на коленях у нее лежал шестизарядный револьвер.
– Вскоре после переезда, – продолжала Хэлли, – Гортензия стала жаловаться хозяевам соседних участков, что их цыплята и лошади постоянно забредают на ее землю. Она просила владельцев поставить забор, но они не обратили на ее просьбу ни малейшего внимания. Тогда она установила шестифутовый забор из сетки. Лошади не могли пройти, но для цыплят это была не помеха. Они вскарабкивались на верхушку и с победными криками обрушивались на землю Гортензии.
Марк и остальные посетители засмеялись. Хэлли любила рассказывать эту историю, но сегодня она превзошла саму себя. Она старалась для Марка, и, очевидно, не зря: каждый раз, как их взгляды встречались, она читала в его глазах восхищение.
За следующие полчаса Хэлли успела рассказать о плетении корзин, ремесле коренных американцев, объяснила устройство слуховых окон, показала коллекцию кукол Элеоноры Анны Бисли, которая умерла в десять лет от дифтерии. И все это время Хэлли чувствовала, что Марк с интересом наблюдает за ней.
Щеки ее покраснели от смущения, грудь напряглась, а соски затвердели, и она знала, что через тонкую ткань блузки это должно было быть видно. Тепло разливалось по телу. Понятное дело, все это очень ее отвлекало, и Хэлли изо всех сил сосредоточилась на рассказе.
– Гортензия спросила позволения стрелять цыплят и получила его с легкостью, потому что никто не думал, что она говорит серьезно. Но она купила револьвер. И Гортензия сделала то, что собиралась, – пристрелила двоих и перебросила их через забор.
– О, нет, – выдохнула молодая женщина в очках.
– Им бы все равно рано или поздно свернули шею и отправили бы их в суп, – сказала Хэлли с улыбкой. – Когда фермеры подняли шум, оказалось, что многие жители были рады ее поступку, потому что и в их дворы тоже захаживали беспризорные цыплята. Тогда приняли новую резолюцию и постановили: цыплят и прочую домашнюю птицу держать в специальных загонах. Мисс Гортензия стала героем дня. Ее хвалили и боялись, о ней складывали легенды. Так она и вошла в историю как леди с ружьем, гроза цыплят, первая женщина-мэр Промиса. Она умерла незамужней в возрасте девяноста одного года.
– Боже мой, как интересно, – прошептала какая-то престарелая леди.
– Спасибо. На этом наша экскурсия заканчивается, леди и джентльмены. Можете осмотреть помещение сами, – она махнула рукой в сторону множества других комнат, – только, пожалуйста, не трогайте ничего руками. Наши экспонаты древние и очень хрупкие.
Экскурсанты разошлись по дому, Марк же с улыбкой подошел к Хэлли.
– Значит, это твоя родственница? Барышня с крепкой рукой.
– Да, она была такая.
Он заглянул в ее лицо, прежде чем задать очередной вопрос:
– Если она не была замужем, то как ты с ней связана?
Его пронзительные глаза, казалось, смотрели ей прямо в душу.
– У Гортензии были брат и сестра, намного моложе ее. Они переехали в Промис все вместе. Я ее потомок по линии брата.
– Изучаешь генеалогическое дерево?
– Да. Это мое хобби, если можно так сказать.
Он улыбнулся и прикрыл глаза.
– А чем еще увлекаешься?
Совершенно невинный вопрос, но Хэлли почувствовала такой скрытый смысл, что ей стало не по себе.
– Ну, я...
Она не успела ответить, как у Марка зазвонил сотовый телефон. Он вытащил его из кармана и приложил к уху.
– Да?.. Хорошо, буду через минуту. – Он убрал телефон и с виноватым видом посмотрел на Хэлли. – Мне нужно идти. Извини.
И ушел.
Хэлли пыталась убедить себя, что это к лучшему, что она должна чувствовать облегчение, потому что он только мешал ей и не давал сосредоточиться. Но вместо этого она чувствовала себя так, словно кто-то выключил свет, источник тепла и энергии, и она осталась замерзать. Одна.
– Ты можешь идти, Кэрри, – сказала Хэлли своей помощнице. – Уже почти пять, больше посетителей не будет. Я все закрою.
Пухленькая молоденькая красавица поднялась из-за стола с брошюрами.
– Ты уверена, Хэлли?
– Послушай, у тебя же экзамен завтра.
Девушка сердечно поблагодарила ее и заторопилась на улицу. Хэлли поднялась на второй этаж, чтобы убедиться, что все обесточено. Ее внимание привлекла фотография, висевшая у выключателя. На фотографии была запечатлена молодая красивая пара, одетая в классический вариант семидесятых годов: на ней – длинное пышное платье, на нем – джинсы клеш, футболка. Волосы до плеч. У женщины на руках маленькая девочка с большим бантом на головке. Мужчина с обожанием смотрел на девочку.