Лан-Ар плелся за щерим, глядел на его короткий и широкий, словно лопатка, хвост. Отчего-то вспомнились Черные пески и убитый хозяин. Казалось бы – и ничего плохого не произошло тогда, в пустыне, но память упорно, раз за разом возвращала его туда. Словно тайна хозяина была погребена среди аспидных курганов.
– …Иди-ка сюда, бездельник.
Хозяин, посвященный Ин-Шатур, стоял на дне ямы глубиной в два ийлурских роста и был похож на тварь Шейниры, какими их любили изображать на фресках – черные волосы, черное лицо. Только глаза с вертикальным ийлурским зрачком казались двумя яркими кусками бирюзы, оставленными посреди пустыни.
Лан-Ар склонился над ямой.
– Кажется, я просил воды.
Ийлур только прищурился на заходящее солнце – кровавый шар над черной долиной – и спешно поклонился.
– Прошлый раз, хозяин, когда ты просил воды, я ее принес. Но уже прошло полдня, ты наверняка запамятовал.
Посвященный громко выругался, что было совсем не к лицу служителю Пресветлого.
– Ну так принеси еще!
Лан-Ар вздохнул и поспешил к бурдюкам с водой, по щиколотку увязая в крупном черном песке и мысленно умоляя Фэнтара вернуть рассудок хозяину, потому что, если Ин-Шатур не образумится, оба они навсегда так и останутся в этой проклятой долине.
…Черные пески. Мертвая, страшная пустыня на южной окраине Эртинойса, где не растет ничего. Совсем – даже колючкам нужна вода; а тут ее нет и никогда не бывает.
Щеры околели два дня назад, проводник сбежал и того раньше. Воды осталось ровно столько, чтобы кое-как добраться до предгорья Сумеречного хребта. А хозяин словно ополоумел, день за днем копаясь в вырытой Лан-Аром яме, позабыв напрочь о том, что им еще возвращаться, и о том, что до Алхаима далеко.
Ийлур молча спустил в яму полупустой бурдюк, также молча наблюдал за тем, как хозяин жадно пьет, поминутно давясь и захлебываясь.
– Все, иди. От тебя все равно никакого толку. И воду не смей без нужды тратить, уразумел?
Конечно, уразумел… Лан-Ар вдруг испытал прилив злости; нет, даже больше – ненависти. Он ненавидел эту пустыню, черный песок, которым с ног до головы был затрушен посвященный Ин-Шатур, злое солнце, от которого трескалась кожа и все лицо покрылось мелкими белесыми пузырьками… Но больше всего, пожалуй, Лан-Ар ненавидел самого хозяина, который сподобился забрести в самое сердце Черных песков и, похоже, твердо вознамерился там же и отойти к Фэнтару. Да, вот так – даже не вылезая из своей ямы.
«Ну и шел бы сам! – Лан-Ар в сердцах швырнул полупустой бурдюк к его давно опустевшему собрату, – или тебе надо, чтобы и я здесь сдох?»
Глаза жгли злые слезы; и вместе с тем под сердцем, распирая грудь, ширилась и росла мерзкая, скользкая личинка обреченности, потому что Лан-Ар был не в силах ничего изменить.
Ничего? Как бы не так… Он бросил осторожный взгляд в сторону ямы; оттуда по-прежнему летел песок – хозяин продолжал вгрызаться вглубь, собираясь добраться до Шейнирова подземного царства. А что, если?..
«Воды мне хватит, – подумал Лан-Ар, – и до Сумеречного хребта я как-нибудь доберусь, а там…»
Он тут же одернул себя. Шейнира, не иначе как она навевала все эти гадкие, подлые мыслишки.
«Но если он и правда потерял разум? Почему я должен подыхать вместе с ним?»
Ийлур закрыл на мгновение глаза, усилием воли выбросил из головы все то, о чем думал. Но отчего-то воображение продолжало рисовать Лан-Ару, как он подбирает оставшуюся воду и – уходит, неслышно, незаметно, оставляя хозяина одного среди бескрайней мертвой пустыни.
– Избави меня от темных мыслей, Отец, – пробормотал ийлур.
Затем взял бурдюк, вознамерившись хлебнуть теплой, пропахшей кожей воды. И тут же услышал возмущенный вопль хозяина:
– Я тебе сказал – воду береги!
Лан-Ар замер, так и не донеся до губ живительную влагу. Ненависть снова полыхнула, обжигая изнутри так же, как солнце обжигало снаружи.
«Да оставь меня в покое! – едва не крикнул Лан-Ар. – Хочется тебе – подыхай, а меня оставь!»
Тем временем хозяин был уже рядом. Весь притрушенный песком и оттого похожий на порождение Шейниры. Но – улыбался. И, улыбаясь, отвесил Лан-Ару оплеуху.
– Собирай вещи, раб. Мы возвращаемся.
В руке Ин-Шатур нес потрескавшуюся глиняную табличку, испещренную отверстиями и желобками.
– Мы возвращаемся в Алхаим, – повторил посвященный, – теперь дело за малым…
Солнце прилегло на черный хребет бархана, размазывая по песку хищные красноватые лучи. Не тратя времени, быстро собрались, определили направление – и двинулись в путь. Хозяин тоненько хихикал, смотрел на небо сквозь найденную табличку и все бормотал про какой-то неведомый ключ. Лан-Ар тихо злился, шагая следом. Ему хотелось пить, но более всего хотелось просто заснуть где-нибудь в тени, чтобы восточный ветер навевал прохладу, напитанную водяной пылью…
«Надо было его бросить тут, – подумал ийлур, перебрасывая поклажу с одного плеча на другое, – я был бы свободен… свободен…»
И вдруг… Странное чувство, что за ним наблюдают. Легкое покалывание меж лопаток, словно кто-то беззастенчиво таращится в спину.
Лан-Ар чуть выждал, обернулся – никого. Только закатная пустыня, черные барханы. Скрип песчинок под подошвами сандалий.
«Здесь недолго и самому рассудка лишиться», – устало подумал ийлур и поспешил за хозяином, который налегке вышагивал впереди.
Но в самый последний миг, на самой границе зрения, ему померещилась фигура синха на одном из гребней.
«Черный синх на черном бархане! Фэнтар, убереги от дурных мыслей… Хотя – почему синх? На таком расстоянии это мог быть кто угодно».
…Лан-Ар плелся за бредущим впереди щером, позвякивая кандалами и стараясь не наступать в лепешки, которыми зеленая тварь отмечала свой путь. Кельма ехала в седле, Тимо-Тан вел щера на поводу.
– Ты когда-нибудь бывал в Альдохьене? – вдруг повернулась к нему кэльчу.
– Нет, никогда. – Лан-Ар покачал головой. – Я побывал только в Черных песках вместе с хозяином.
– Ха, твоего хозяина, должно быть, Шейнира попутала. – Кельма покрутила пальцем у виска. – Тебе еще повезло, что вы оттуда ушли живыми.
Лан-Ар промолчал. Необязательно рабу поддерживать беседу с хозяйкой. Он покорно шел за щером, далеко позади остался Хатран, впереди, на горизонте, тусклой дымкой стелились Дикие земли.
– О чем думаешь, красавчик? – не унималась кэльчу. – Небось уже мечтаешь о новой хозяйке?
Ийлур вздрогнул, покачал головой.
Нет, он думает… На самом деле из головы не идет мысль о том, а не мог ли он сам убить хозяина? Ведь тогда, в пустыне, – еще немного, и бросил бы на верную смерть.
Глупо все это. Наверное, не мог – все-таки ходил за чайником на кухню. Но память, это истинное проклятие богов для смертных, тут же подсовывала эпизод, читанный в одной книге. О том, что синхи могут изготовить такой отвар, который отшибает память и делает простого смертного послушным, как кукла.
«А вдруг и мне подмешали чего-нибудь?»
И снова, снова черная фигурка на гребне черного же бархана…
Лан-Ар поежился. Еще немного, и самому недолго свихнуться.
«Отец, избави от дурных мыслей…»
И он принялся бормотать тихонько молитву Фэнтару, Отцу всех ийлуров, невзирая на то, что Бог-Покровитель никогда ему не отвечал.
Тем временем над головой сомкнули руки вековые дубы, преддверие Диких земель. Запахло сыростью, травяным соком и болотами; дорога стала чуть уже – и чуть хуже, вся в колдобинах, изрытая тележными колесами. До Альдохьена, наверное, осталось недолго…
– Что ты там шепчешь? – пискнула кэльчу.
– Отстань от него, Кельма, – мрачно пробасил Тимо-Тан, – не видишь, благочестивый ийлур возносит молитву.