Они сидели в некрупной гостиной, где на стенах прикованные цепями или блестящими скобами висели шпаги, сабли, двуручные мечи и обрывки пыльных знамен:
— Нравится? — Проговорил невысокий сухой старик. Он был одет в кожаный колет, просторные полотняные штаны и мягкую домашнюю рубашку, а поверх этого в теплый шерстяной халат, — все это досталось мне по наследству.
— Наследству? — Переспросил Реймунд, оглядывая старое, но явно боевое оружие.
— Ага. От тех ублюдков, которых я прикончил. На моем веку таких было немало. Счет потерял еще на первой сотне. Да и считал я тогда только по пальцам. Тяжело приходилось. — Собеседник убийцы был не лишен мужественной красоты — довольное узкое лицо, нос с горбинкой, несколько раз сломанный и выправленный, узкие губы. Острый, но сильный подбородок, с клиновидной бородкой цвета соли с перцем, где соли было много, а перца мало. Острые выдающиеся скулы, впалые щеки, многочисленные морщины и шрамы. Черные с сильной проседью длинные волосы.
— Да, я вижу, ублюдков в мире было немало, — Стург хлебнул золотистого рома из высокого кубка из потемневшего серебра.
— И остается все еще дохрена. Но я изрядно поубавил их количество, — Собеседник ощерился, показав черные от табака, рома и редкого ухода зубы, перемежавшиеся с дырками и протезами из драгоценных камней. Его звали Готард ван Док, и агент альянса пришел сюда, чтобы попытаться выспросить у старика про Адмирала. Но для начала следовало его споить.
— За уменьшение их числа! — Реймунд поднял кубок, оба выпили, на столе высились четыре непочатых бутылки рома, пятую они уже опустошили в кубки, — И в каких же морях они водились?
— Я боюсь, ты поседеешь, если я захочу перечислить все моря, в которых плавал, — Готард сделал изрядный глоток, — Ты пей, пей, раз уж обещал меня перепить. Я ходил по волнам с самого детства — мальчишкой на отцовском китобое в холодных алмарских землях. Потом моряком на экваториальных судах. Потом матросом на бесчисленном множестве пиратских посудин. Был капитаном, квартирмейстером, абордажником, даже эскадрой один раз командовал — когда больше некому было. Я видел вулканические острова, где вода кипела от жара. Видел райские сады, казавшиеся такими с корабля, и обращавшиеся малярийным адом, если ступить на берег. Брал туземные баркасы, каботажные тартаны, ригельвандские люггеры, шваркарасские флейты, алмарские галеоны и амиланийские фрегаты. А так же джонки и шебеки. Резал тигринов и пантероидов, мушкетеров и морских пехотинцев, доспешных рыцарей с ногами, разъезжавшимися от качки, и наемников, всю жизнь сражавшихся на воде. Ходил от Хмааларского Султаната до края света на востоке, где рифы и мели, шторма и грозы не дают честным морякам шанса узнать, что там — за горизонтом. От величественного и грязного Астуритона на Поясе Свободы до амиланийского Моря Туманов, скрывающего их золотые корабли, идущие на север. Я видел столько, сколько иные не увидят и за десять жизней — демонов, древних богов, каннибалов, становившихся втрое сильнее, пожирая сердца врагов. Героев и негодяев. И все они хотели меня угробить…
— За ветер странствий! — Поднял тост Стург.
— Выпью, не чокаясь. — Ответил ван Док, — Повидав столько разного дерьма на своем веку, я тебе, парень, скажу как на духу — лучше быть крестьянином или рыбаком, видящим лишь свой берег и полоску моря возле него. Так спокойнее.
В зал вошла полная немолодая женщина, чья крупная грудь еле-еле помещалась в вырезе зеленого платья с лифом и кружевами, на бедрах у нее была лоскутная цветастая юбка, на голове потертый красный платок, а в ушах золотые сережки.
Она забрала опустевшую бутылку и перед тем как унести с размаху съездила ей по голове старого пирата.
— Долбоеб! — Сказала она, улыбнувшись золотыми зубами, — Если бы не странствия ты бы меня не встретил!
— И об этом я жалею больше всего на свете! — Взревел Готард, хлопнул женщину по заду и опрокинул себе в горло содержимое своего кубка.
Так они беседовали, о пиратах, сокровищах, кладах, крови и риске. Незаметно спустился вечер, окрасив закатными цветами слюду на окнах, потом пришла ночь, душная и дождливая. Был конец ихтиониса — зимнего месяца. А на утро Реймунд проснулся с больной головой и дивным послевкусьем медвежьей жопы во рту. Старый пират весело сообщил, что Стурга сморило, но он здорово держался. «Давно», — говорил ван Док, «У меня не было такого достойного соперника».
Опохмелившись пивом раздосадованный агент Альянса удалился, еле волоча ноги. «Заговоренные они все что ли?!».