Наблюдать за этим концертом не было никаких сил и желания. Додумывать, разбираться – тем более. Сейчас она встанет, примет душ и постарается поспать. Все остальное – завтра.
Послышалась громкая трель звонка.
Но кто ее спрашивал, что она хочет, верно?
Майя свирепо встала, готовая уже накричать на Алекса, который, видимо, решил, что сейчас идеальный момент, чтобы поговорить.
Не заглядывая в глазок, она распахнула дверь и замерла. Слова застряли в глотке от удивления.
— Ты…?
Однако Марк никогда не медлил. Воспользовавшись ее ступором, он легко зашел в квартиру, запер дверь и совершенно спокойно, словно делает это каждый день, снял обувь и аккуратно положил ее к небрежно валяющимся ботильонам.
— Я кое-что забыл, — он все также обыденно продолжил вешать свой пиджак.
— И что же? — наконец обрела голос Майя.
— Это, — рывком прижав ее к стене, мужчина впился в ее губы.
Мир вокруг исчез.
Глава 12
Майя
Каждое касание словно ставило печать на моем теле. Его прикосновения были везде. Он не давал мне и секунды без своего внимания, он хотел, чтобы я чувствовала его каждой частью своего тела.
Я потеряла счет времени. Когда он зашел? Минуту, десять, тридцать назад? Сколько мы так стоим?
Лишь когда от непрерывного поцелуя у меня начала кружиться голова и я совсем перестала двигать губами в ответ, он отлип от них, чтобы на выдохе прошептать:
— Спальня?
Я кивком показала в какую сторону идти, вымолвить хоть слово было невозможно. Но от меня и не требовалось говорить, Марк, взяв меня за руку, уверенно двинулся в указанное направление, я пошла вслед.
Сев на кровать, он сразу притянул меня к себе и усадил на колени. Поцелуй в шею стал контрольным выстрелом. И я перестала даже пытаться контролировать происходящее. К черту. Я не собираюсь себя сдерживать. Я хочу его, к чему сейчас строить из себя невинного агнца. К черту стыд, рефлексию. Будет на это еще время.
Оторвав его от своей шеи, я толкнула его спиной на кровать. Множество пуговиц, слишком крепко застегнутых для моих трясущихся рук, а оттого, никак не поддающихся, ввели меня в такой гнев, что я с силой потянула за края и просто разорвала белую рубашку. Пуговицы рассыпались по комнате с характерным звуком. Марк крепче сжал меня за бедра. Он не злился за рубашку. Напротив, ему это дико нравилось.
От открывшегося вида во рту пересохло. По подтянутому торсу так и хотелось провести ногтями, оставляя быстро краснеющие полосы. Красивая мужская шея манила вцепиться зубами, сделать больно, заклеймить, чтобы нельзя было скрыть. Но я ещё настолько с ума сошла, поэтому, не прерывая зрительный контакт, я лишь легкими поцелуями-укусами начала спускаться к низу живота. И, когда язык был почти у ремня штанов, я остановилась под его прерывистый выдох, который словила своими губами и вот на них я отыгралась так, как не могла на теле. Так, как мне никогда не дозволялось на теле.
Вкус крови появился очень быстро, что не удивительно от такого напора. Зубы контролировать я никогда не любила. Оторвавшись от губ, я легонько провела пальцами по выпуклости в штанах. Мне было интересно насколько его хватит.
— Достаточно.
Даже ждать не пришлось.
Поменяв нас местами, он принялся нарочито медленно снимать с меня одежду, пытаясь в очередной раз скрыть, как его самого штормит от происходящего, но я прекрасно чувствовала его подрагивающие руки.
Только когда Марк потянул за рукава, я осознала, что он еще в коридоре успел расстегнуть мое платье. Хорошенько меня унесло, ничего не сказать. Стараясь не думать об этом, я прикрыла глаза.
Сейчас была моя очередь терпеть и делать вид, что тело не горит от каждого прикосновения. Но зачем эти игры сейчас? Черта с два я буду продолжать играть в них по старым правилам. Пусть он привыкает к новым.
— Открой глаза, смотри на меня, — прикусив мочку уха, прошептал он, после чего, глядя мне в глаза, зубами открыл квадратик в ярко-синей упаковке.
Собиралась ли я спрашивать или думать откуда у него презерватив, если верить версии, что он совершенно внезапно пришёл к своему студенту? Нет, и не собираюсь.
Когда вторая бретелька пала в плену мужских рук, бюстгальтер был откинут куда-то в темноту. Последняя вещь на теле исчезла. Я чувствовала себя голой во всех смыслах.
От холода в комнате пошли мурашки по телу, но они и рядом не стояли с тем, что творил со мной взгляд Марка, который плавил, заставлял гореть всю. Медленно проведя пальцами по груди, он крепко сжал их на талии и наконец поднял глаза на меня. Казалось, что лава капала всюду, куда падал его взор. Его глаза всегда говорили больше слов.