Официант ловко расставил заказ на столе, и, пожелав нам приятного аппетита, оставил нас.
— Это был удар под дых. Я почувствовала себя такой униженной и обманутой. Ведь мне казалось, что я делаю всё правильно: отлично учусь, работаю, стараюсь быть хорошей дочерью и сестрой, никогда не доставляю им проблемы. И вдруг поняла: все мои усилия – это ничто. Они не ценят меня ни как члена семьи, ни как личность, они просто дают или не дают то, что считают нужным. Было ощущение полной безысходности: будто бы вся моя жизнь – это вечная борьба за заслужить хоть немного любви и уважения в собственной семье. Я теряла контроль над своей жизнью. Каждый день превратился в борьбу за то, чтобы оправдать их ожидания, а ночи – в бессонные часы агонии. Я ловила себя на мысли, что уже не знаю, кто я на самом деле – просто исполнитель чужих желаний или всё-таки человек со своими мечтами и границами.
Я попыталась убрать ком в горле, пригубив сладкий напиток.
— Тогда я четко осознала: если я продолжу жить так, то потеряю себя полностью. В начале было очень сложно, страх крепко держал меня в этом замкнутом круге: я боялась остаться совсем одна, без семьи, без денег, боялась потерять то немногое тепло и поддержку, что у меня оставалось. Однако каждое их подобное решение толкало меня к краю терпения. Я проводила все свободное время за пределами дома: посещала все факультативы, устроилась на подработку, даже начала ходить на вечеринки. Из-за чего дома постоянно были крики и ругань, на что я бесстрастно предоставляла идеальный табель успеваемости, припоминала, что не прошу у них денег и в целом стараюсь не отсвечивать, чтобы, не дай Бог, позорить семью.
— А как же мама, Май? Я помню, что в школе у тебя было с ней взаимопонимание, — спросила подруга, заломив брови.
— Да, было, но всё изменилось. После того как отец стал всё больше влиять на маму, её отношение ко мне стало меняться. Я понимаю, что ей было трудно – ведь отец всегда был строгим и жестким человеком, а её любовь к нему в купе с затаенным страхом мешали ей хоть немного противиться его решениям. Иногда я замечала, как в её глазах мелькает тревога, когда я рано уходила из дома или задерживалась допоздна. Но мама никогда не говорила об этом вслух, она уже выбрала сторону, поэтому всеми силами пыталась убедить и меня, и себя, что она единственная верная в этой ситуации.
Я замолчала на какое-то время, чтобы дать нам спокойно поесть и немного отойти от тяжелой темы. Отвернувшаяся мама ударила по мне сильнее всех. И я все еще ощущала глухую боль от осознания этого факта. Я с детства была сильно привязана к ней, мне казалось, что у нас есть особая связь, которая ничем и никогда не разрушится. Долго жалела ее, когда слушала рассказы про то, как с ней обращался мой отец. Мама всегда оборачивала это в то, что она ничего не могла сделать, что обстоятельства были против нее, говорила, что не могла защитить себя и нас. И я верила ей тогда – ведь она казалась такой слабой и уставшей, её глаза часто были полны слёз и усталости. Мне было жаль её за всё страдания, которые она пережила. Но потом я поняла, что это просто удобная позиция, чтобы не брать ответственность. Она всегда требовала от меня дани и почести своим жертвам, хотела, чтобы я жалела ее, в то время как сама никогда не жалела меня, порой поступала со мной даже жестче отца. Я была готова простить ей абсолютно все, я так сильно нуждалась в её любви, что готова была закрыть глаза на всё – на её холодность, на её слова и поступки, которые ранили больнее любого другого. Но, как оказалось, она не нуждалась ни в моем прощении, ни в моей любви. Ей было важно лишь поддерживать образ идеальной семьи – образ, который она сама создала и боялась разрушить.
— Как раз в этот период, на студенческой вечеринке я встретила одного невероятного парня, — продолжила я, когда официант унес грязную посуду. — Я никогда не скрывала, что я думаю об отношениях, браке, ты наверняка помнишь, как я особняком держалась от всех парней в старшей школе. Но несмотря на все, я думала, что все же смогу, знаешь, найти в будущем кого-то не очень глупого, с кем у нас будут какие-то общие интересы, да и просто кого-то, кто хоть немного мне симпатичен. Но я никогда даже не предполагала, что смогу ощутить нечто подобное. Это было, знаешь, так, словно я всю жизнь говорила с иностранцами, и тут, наконец, встретила кого-то, кто говорит на моем языке, — я улыбнулась Алисе, которая изумленно смотрела на меня. — Не было ни одной темы, где я бы могла увидеть его глупость, неосведомленность. Споры с ним, даже мелкие перепалки...он так превосходно держался, так искусно парировал. У меня ноги подкашивались из-за одного его ума. Каждое его замечание заставляло меня задуматься, а иногда даже пересмотреть свои взгляды. И в такие моменты я чувствовала себя в ловушке – с одной стороны, он был настолько умным, что я боялась потерять контроль над ситуацией; с другой – мне хотелось просто бесконечно слушать его. И самое удивительное – в его глазах я видела искренний интерес ко мне. Не просто любопытство или желание произвести впечатление, а настоящее желание понять и услышать. Он очень быстро нашел все тёмные стороны во мне. Балдел от них, хотел всех их вытащить, насладиться ими сполна. Не давал ни малейшего повода стыдиться хоть одну из них. Раскрыл меня так, как я сама никогда бы не смогла. По крайней мере за такой маленький срок.