— Чтобы не опозорить нашу семью, нашу честь, — я показательно начала загибать пальцы. — Скажи короче – «мою должность».
— Ах ты! — он снова поднял руку для удара, но мама быстро остановила его, хотелось плакать от осознания, что она решила вмешаться лишь из-за возможных рисков для семьи. — Сама на коленях потом приползешь, вот только двери уже будут закрыты для тебя.
— Двери этого дома никогда не были радушно открыты для меня. Я уж как-нибудь переживу.
Я выскочила из дома, хотелось уродливо разрыдаться, но меня удерживал тот факт, что здесь действительно могут быть журналисты, которые будут рады запечатлеть дочь конгрессмена в таком виде. Тогда отца точно больше ничего не остановит, поэтому нужно дотерпеть до дома.
На лестничной площадке меня ждал раздражённый чем-то Марк. Мне определенно везет сегодня на весёлых людей. Молча открыв квартиру, я прошла в ванную.
— Что за часовые записи ты мне скидывала? Ты же знала, что у меня сегодня собеседование. И что с лицом? — зайдя за мной, спросил он, его голос звучал уставшим и нервным.
— Родители «тонко» намекнули, что пора отрабатывать свой женский долг, — я сжала губы, вновь ощутив горечь от этих слов. — Нашли мне даже не жениха, а готового мужа. Хотели продать меня как старую мебель, которую жалко просто выбросить, ведь они потратились когда-то на ее покупку. А когда она перестала приносить пользу – захотели выгодно продать без сожаления. Так они видят меня: как инструмент, который можно использовать и выбросить по мере необходимости, — сказала я, приложив лед к опухшей щеке, пока Марк обрабатывал воспаленную губу.
Он странно на меня взглянул и отложил ватный диск. Не то чтобы я ждала длинных утешений, заверений, что все обязательно будет хорошо, но молчание также не входило в мои ожидания.
— Ты ничего не скажешь?
— А что ты хочешь услышать? Что я не отдам тебя никому? Что ты должна быть только моей? Это ты хочешь услышать? — завелся он за мгновение на верном месте.
— Да что с тобой сегодня? Ты же прекрасно знаешь, что я ничего такого не имела ввиду, — теперь я сама начала раздражаться от глупых и совсем незаслуженных в свой адрес обвинений.
— Ага, знаю. Специально подстроила свой неудачный разговор с родителями под свадьбу. Чтобы я подумал или сейчас, или никогда. Это же так романтично! — нарочито пискляво сказал он.
— Тебе лучше заткнуться, — у меня не осталось сил выслушивать еще один подобный разговор, полный обвинений, за один день.
— Не надо мне указывать, что делать, — выкинув в ведро диск, он вальяжно подошел к раковине, чтобы помыть руки. — Так вот, не будет этого, поняла? Я на эти дешёвые манипуляции не поведусь.
— Пошёл вон.
— Что ты сказала?
— Я сказала катись к черту! — мой голос дрожал от накопившейся злости и усталости.
Он остановился на мгновение, словно удивленный моим резким тоном, и посмотрел на меня с легкой усмешкой.
— С радостью. Потом созвонимся.
Мои руки дрожали, когда я смотрела ему вслед, ощущая пустоту. Вся моя энергия истощилась за этот день – день, наполненный болью, обидами и безысходностью. Внутри бушевали противоречивые чувства: с одной стороны – горечь и разочарование, что всё так обернулось; с другой – облегчение, что наконец-то я поставила точку сразу в двух историях.
Последовавший громкий хлопок двери словно активизировал замершую мозговую деятельность. Надо позвонить в деканат, посмотреть квартиру, попрощаться со знакомыми, купить билеты. Всё это казалось таким далеким и одновременно неотложным – словно цепочка задач, которую нужно выполнить в мгновение ока, чтобы не потерять контроль над ситуацией.
Я глубоко вздохнула, пытаясь собраться с мыслями. В голове мелькали обрывки мыслей: что взять с собой, кому сказать последнее «до свидания», как объяснить всё, что происходит. Сердце билось быстро, и внутри всё сжалось от тревоги и неопределенности.
Пока я сидела думала, что сделать первым, я ощутила какую-то влагу на лице. Слезы, точно. Я ведь планировала отдаться рыданиям, как только дойду до дома. Но, видимо, сегодня не судьба. Придётся отложить.