Он так увлечённо готовил, будто это было самое важное дело в мире. Не то чтобы он делал что-то сложное – овощи, курица, какой-то соус, – но в его движениях была такая уверенность, такая... радость. Как у ребёнка, который впервые печёт печенье и верит, что оно получится самым вкусным на свете.
Я ловила себя на том, что улыбаюсь. Просто так. Без причины.
Раньше я бы уже десять раз прокрутила в голове, что сказать, как себя вести, следила за каждым своим жестом, чтобы не дай Бог не показаться «слишком» заинтересованной. Но сейчас я просто сидела, и мне было... хорошо.
— Ты так сосредоточен, будто собираешься кормить президента, — сказала я, следя, как его пальцы ловко шинкуют зелень.
Он поднял глаза, и в них вспыхнули весёлые искорки:
— Ну, технически, так и есть. Разве не королева ужинает сегодня со мной?
Я заливисто засмеялась и почувствовала, как внутри меня что-то теплеет. Алекс говорил это так, будто это, действительно, было чистой правдой.
Уже с улыбкой он продолжил нарезать овощи. Я же занялась соусом. И вот тут, среди запаха чеснока и смеха, меня вдруг пронзила мысль: «А что, если это всё – ошибка?». Что, если это очередная иллюзия перед реальными отношениями. Я же знала, какими они бывают. Резкими. Неровными. Как качели – то вверх, то вниз, пока не затошнит. А это... это было как тёплая ванна. И именно поэтому пугало.
— Эй, — Алекс дотронулся до моей руки, заставив вздрогнуть. — Ты тут?
Я насильно вернула улыбку:
— Просто думаю... Ты всегда такой?
— Такой – это какой?
— Спокойный. Уверенный. Без... — я замялась, — без этих вечных игр.
Он поставил нож, облокотился о столешницу:
— А тебе хочется игр?
— Нет! — ответила я слишком быстро. — Просто...
— Просто непривычно, — закончил он за меня.
Я кивнула.
— И страшно, Алекс, — честно добавила я и ненадолго замолчала, сжимая пальцы, чтобы они не дрожали.
Говорить это вслух было, как сдирать кожу. Но чем раньше этот разговор состоится, тем лучше.
— Я не такая, как ты, понимаешь? Лёгкая. Смелая. Открытая. Я... — я резко выдохнула, — я часто бываю мрачной, нерешительной, отрешенной. У меня бывают периоды, когда я не хочу никого видеть. Когда мне нужно, чтобы меня оставили в покое, одну в своей ракушке, куда не проникает ни один луч. Я не умею вот так... просто радоваться. Я знаю каким жестоким бывает мир, поэтому постоянно жду подвох, боюсь потерять контроль и столкнуться с последствиями своей неосмотрительности.
Я посмотрела на него, ожидая увидеть разочарование. Но он просто слушал.
— И я знаю, к каким девушкам ты привык. К тем, кто улыбается без причины, кто открыт и верит этому миру, кто не копается в каждой мелочи, кто... не таскает за собой огромный чемодан из прошлого. — мой голос дрогнул. — Я хочу попробовать. Правда. Но я боюсь, что ты не понимаешь, на что подписываешься. Что однажды ты очнёшься и подумаешь: «Боже, да она же совсем не такая, как я представлял».
Я замолчала, сглотнув ком в горле.
— И самое главное? Я не поменяюсь. Я взрослый человек, Алекс. Я уже знаю, какая я. И, если ты однажды скажешь мне, что устал от этого... — я резко оборвала себя, не давая голосу дрогнуть, — лучше скажи сейчас.
Тишина повисла между нами, густая и тяжёлая.
А потом он протянул руку и прикрыл мою ладонь своей.
— А если я скажу, что мне не нужна «лёгкая»? — его голос был тихим, но твёрдым. — Что мне нравится, как ты копаешься в мелочах. Что твои «колючки» – это часть тебя, и я не собираюсь их обламывать. И я не жду, что ты будешь другой. Я просто хочу быть рядом. Со всей твоей «тяжестью», с твоим прошлым, с твоими «не хочу никого видеть». Потому что это ты.
Я, наконец, подняла на него глаза.
— Майя, — его пальцы осторожно сомкнулись вокруг моей ладони, тёплые и чуть шершавые от постоянных тренировок, — я никогда не испытывал ничего подобного.
Он произнёс это тихо, будто проверял слова на вкус.
— Мне, конечно, нравились девушки и раньше. Но это... — он резко провёл рукой по волосам, — это было как искорки. Милые, веселые, быстро потухающие. А ты...
Глаза его потемнели, когда он взглянул на меня.
— Ты вошла в мою жизнь, как гроза. В тот самый первый раз, в коридоре, когда ты ругалась на замок своей двери. Помнишь? Ты тогда даже не сразу посмотрела в мою сторону, а я... я стоял и думал: «Господи, она мой идеал, но у меня никаких шансов».
Он рассмеялся, но в смехе этом не было веселья – только лёгкое отчаяние.