Я говорила быстро, сбивчиво, боясь, что если остановлюсь, то тут же сбегу по этому короткому, такому длинному коридору обратно в свой замок.
Алекс смотрел на меня, и его удивление постепенно сменилось чем-то мягким и теплым. Уголки его губ дрогнули в едва уловимой улыбке. Он молчал, давая мне договорить.
— Я не знаю, как это делать правильно, — призналась я, уже почти шепотом. — И мне, наверное, будет еще сто раз страшно и трудно. Но... я готова учиться.
Он не ответил сразу. Вместо этого он мягко взял меня за руку и потянул в квартиру, закрыв за нами дверь. Щелчок замка прозвучал так громко в тишине его прихожей.
— Я очень рад это слышать. И очень рад, что тебе хватило смелости пройти эти двадцать шагов. — наконец сказал он, его голос был низким и спокойным.
Он улыбнулся, и в его улыбке не было ни капли упрека или торжества. Было только облегчение и та самая, неподдельная нежность.
— Пойдем, — он снова взял меня за руку и повел в гостиную. — Выпьем чаю. А потом ты останешься спать. Твоя крепость никуда не денется.
И в тот момент, держа его за руку, слушая его простые, заботливые слова, я поняла, что сделала правильный шаг. Шаг не к решению всех проблем, а к тому, чтобы перестать решать их в одиночку.
Но я все никак не могла выкинуть из головы его слова о том, что он "остался не ради этого". И мне больше не хотелось замалчивать свои опасения.
— Алекс, насчёт Нового года...., — начала я.
Но Алекс не позволил. Он мягко, но неумолимо взял мое лицо в свои ладони, заставив меня посмотреть на него. Его пальцы были теплыми и шершавыми от спортивных снарядов.
— Ты меня не поняла, — сказал он твердо, глядя мне прямо в глаза. — Я не жалуюсь на недостаток внимания. Я боюсь за тебя. Я вижу, как ты используешь работу, чтобы убежать. От всего. И от меня в том числе.
Он провел большим пальцем по моей щеке, смахивая несуществующую слезу.
— Я отказался от Нового года дома, потому что хотел встретить его с тобой. Потому что с тех пор, как ты появилась в моей жизни, «дом» для меня – это там, где ты. Даже если это пустая квартира, заваленная бумагами, и уставшая девушка, которая забыла, когда последний раз нормально улыбалась.
В его словах не было упрека. Была только большая, тихая, неуместная в этом хаосе любовь, которую я так отчаянно пыталась избежать.
Я позволила своему лбу упасть ему на грудь. Позволила ему обнять меня, прижать к себе, а своему телу – обмякнуть.
Я не плакала. Слез не было. Была только бесконечная, всепоглощающая усталость, которая накатила разом, как только я перестала с ней бороться. Мое тело обмякло в его объятиях, стало тяжелым и безвольным. Я уткнулась лицом в грудь его свитера, вдыхая знакомый запах его одеколона, свежего воздуха и чего-то неуловимо своего, домашнего.
Он не говорил больше ничего. Просто держал. Одной рукой обнимая за плечи, другой медленно и ритмично гладя меня по спине, как будто укачивая. В тишине комнаты был слышен только мерный стук его сердца под моей щекой и прерывистый шум моего собственного дыхания, которое постепенно выравнивалось.
Мы просидели так, кажется, целую вечность. Постепенно комок в горле рассосался, а тупая боль за грудиной притупилась.
Я первой нарушила тишину, не отрываясь от него.
— Я испугалась, — прошептала я в ткань его свитера. Голос звучал хрипло и несмело. — После всего этого... с Локвудом, с командой... Мне стало так страшно ошибиться снова. Потерять все. Потерять... это.
Я не смогла сказать «тебя». Но он понял. Его рука на моей спине слегка сжала меня в ответ.
— Я знаю, — его голос был глухим, вибрирующим у меня над головой. — Но ты не одна. Ты не обязана все тащить на себе. Дай и мне немного места в твоей крепости. Хотя бы на роль поставщика провизии и массажиста.
В его голосе снова зазвучала легкая, осторожная шутка. Я фыркнула.
— Ужасная роль. Зарплата мизерная, график ненормированный.
— Зато бонусная программа бесподобная, — он отстранился ровно настолько, чтобы посмотреть мне в глаза.
И в его взгляде не было ни капли обиды или укора. Было понимание. И обещание. Обещание быть рядом, даже когда я буду пытаться его оттолкнуть.