- Я беспокоюсь о вас, - стенала старшая воспитательница в надежде исправить допущенный промах. – Парень небезопасен. Призываю вас еще раз обдумать опеку и отказаться, мы временами поддаемся жалости, чувства обманчивы, доверьте его государству, будет намного целесообразней.
- Беспокоитесь? – не на шутку оскорбилась Мария, ощутимо похолодев к собеседнице. – Попрошу заметить, что вы не входите в круг моих родных, близких и кураторов. Ваши выражения недопустимы, я требую извинений.
- Да, - опомнилась и пошла на попятный женщина. – Конечно. Простите. Я из лучших побуждений.
- Достаточно, - пресекла ее Мария и уселась в автомобиль, отгородившись от нее тонированным стеклом.
Пережитое оскорбление никак не отразилось на манере ее вождения, она аккуратно вырулила на основную автомагистраль и переключилась на автопилот, нажав на смартфоне домашний адрес, автоматически выскочивший в строке назначения.
На отъезжающий автомобиль, увозящий их подопечного две служительницы смотрели примерно с одинаковыми чувствами. Старшая воспитательница планировала, где отыскать укрытие от урагана имени их заведующей. Сестра, вполне справедливо прозванная Лемом надзирательницей, отличалась не слишком развитым интеллектом и чувствовала лишь неудовольствие, что кого-то вроде Лема можно запросто вывести из-под ее влияния. Людям, обладающим самой маленькой властью, тяжело дается осознание насколько они мало значат в большом мире.
- Быстро спелись, аутисты чертовы, - выплюнула им вслед ночная охранница.
Старшая воспитательница вздрогнула, оглянулась на задние огни достаточно удалившейся машины. Парня можно называть, как угодно, не под запись, но сдерживаться не понадобится. Назвать Марию аутисткой во всеуслышанье – публичное социальное самоубийство.
- Заткнись, - огрызнулась она на сестру, и нога за ногу поплелась обратно в центр, придется принять последствия.
Мария бы с удовольствием поехала с Лемом на заднем сиденье, но покидать водительское сиденье запрещено, оно пустым оставаться не должно, иначе нужно нанимать водителя. Пара закоулков, свободных по позднему времени, и они съехали на платную дорогу, скорость увеличилась, ход машины стал еще более плавным.
- Как ты там, Лем? Все хорошо, - уверившись, что сможет говорить спокойным тоном после стычки с воспитательницей, поинтересовалась девушка.
- Нормально, - отозвался парень. – Красивая тачка и пахнет вкусно.
Еще бы, Мария приобрела новенькую машину три месяца назад, вещь премиум класса, обшивка внутри: натуральные кожа и дерево, пахнет именно дорогой, хорошо выделанной кожей.
- Ты меня правда покормишь? – жалобно напомнил Лем, бесхитростно маскируя просьбу под вопрос.
- Не сомневайся, как только доедем до дома, - подтвердила девушка, потом заметила с каким жадным интересом он смотрит в окно, пробыл взаперти больше недели, в карантинной комнате окно представляло собой маленький забранный решеткой мутный квадрат. – Хочешь я стекла прозрачными сделаю?
- Сделай, - обрадовался Лем.
Она выставила шкалу на приборной доске до максимальной и зрительно убрала потолок. Он, конечно, остался на месте, камеры на крыше транслировали изображение внутрь, создавая точную иллюзию, что он вовсе исчез. Над головой стелилась, казалось, бесконечная лента ярких фонарей, скорость машины стала более ощутимой, почти осязаемой. Лем широко раскрыл глаза, он любил быструю езду.
- Класс, - шепчет себе под нос, протягивая звук последней буквы, они летели на упругих колесах по ночному городу, он больше не заперт в душную полупустую каморку.
В относительной темноте салона Мария снова улыбается, сейчас более явно, чем сидя за железным столом на приверченной к полу табуретке. Она ждет приступа неуверенности, потому что приняла спонтанное решение, вмешавшись в чужую жизнь и изменив свою. Он не наступает. У них шло хорошо, пока машина не заехала в гараж и за ними не опустилась вертикальная створка гаражной двери на электрическом приводе. На Лема накатило пережитое за последние два часа, и из машины он выходить категорически отказался.