Связь с семьей невозможно разорвать. Может с ним не всегда поступали справедливо, не ставили его интересы выше остальных, но давали тоже много. Лем привык ценить самое малое, порой ему не доставалось даже необходимого, но Лем не привередлив, неисполненных намерений ему тоже достаточно. Сколько раз ему обещали игрушку, заманчивую яркую книжку, позднее новую одежду. Строго запрещали брать чужое, принадлежащее родным детям дяди, всегда используя один и тот же действенный аргумент – ему купят, чуть позже, потом, если будет хорошо себя вести, получит удовлетворительные оценки за год, заслужит. Дядя Вася не ограничивался посулами, не забывал про старое доброе насилие над детьми в качестве воспитания, хорошенько вдолбить в мальчишку правила поведения никогда не помешает. Тем не менее, он вырос, здоровым и сильным, есть за что благодарить.
Стоило сесть в машину, больница оказалась замещена поездкой и купленной заранее мягкой игрушкой, как прежде впечатления о парикмахерской заместились вкусным мороженным. Мария посадила его рядом с собой, на пингвина Лем мог поглядывать в зеркало заднего вида, он лежал на заднем сиденье. Оставшуюся часть дня они также не разлучались. Прогулка в городе ему пришлась по душе, завершилась она плотным ужином, мытьем под душем, где девушка ему активно помогала, они сушили ему волосы. Мария, не торопясь их вычесывала, усадив его на край кровати. Салон стоил своих денег, парикмахер хорошо постарался, прежде торчащие в разные стороны волосы вдруг улеглись, словно укрощенные, и растекались под руками плавной волной.
Они легли вместе на кровать, одетые в непременные пижамы на ночь. Лем под одеялом, Мария поверх него. Парень больше не оберегал бок и улегся лицом к девушке. Смотрел на нее, настойчиво борясь со сном, ресницы опускались на все более продолжительные периоды, и он с усилием разлеплял глаза. Пингвин оказался тут же на постели, но не между ними. Мария не сильно торопилась уйти и забавлялась его заранее проигранной битвой с сонливостью. Милый, она положила ему ладонь на щеку, тихонько поглаживая. Смотрела на него, на смартфоне постоянно срабатывали беззвучные сигналы уведомлений, на третьем Мария отвлекалась и взглянула на экран. Реабилитационный центр подал несколько исков, оспаривая ее документы на опекунство. Два иска отклонены, третий поступил к концу рабочего дня и рассмотреть его не успели, только разослать оповещения заинтересованным лицам. Как интересно.
Впрочем, бумажки оказались бессодержательными, важен сам факт. Почему Лема так важно забрать у нее? Вводных недостаточно, поведение центра могло быть обусловлено обычной бюрократической необходимостью, документы приняты слишком поспешно, неуполномоченным лицом. Мария заметила, что Лем с любопытством глядит на ее смартфон.
- Хочешь купим тебе такой же? – мягко пообещала она, улыбаясь ему, смартфон не пустая игрушка, чрезвычайно полезная вещь.
- Не стоит, я не сумею с ним обходиться, я тупой, - в голосе Лема нет горечи или вызова, он произносит общеизвестные факты, давно озвученные и привычные.
- Не говори так, - запрещает ему Мария. – Ты не глупый, я же вижу. Сколько классов закончил, Лем?
- Семь, - признается парень и отводит взгляд, стыдно.
- На домашнем обучении был? С какого класса? – ничуть не пугается Мария, обучать Лема в общеобразовательной системе заранее проигрышный вариант, его семья, очевидно, на большее не способна.
- С третьего, в него не пошел, - подтвердил парень, не встречая заранее известной реакции, отторжения и презрения, он приободрился.
К концу второго класса коллектив деревенских ребятишек окончательно отторг его, и лавина издевательств начала принимать угрожающие масштабы, учительница начальных классов не справилась и не смогла его адоптировать. Мало кому удавалось, ничего необычного. Ему повезло, первые два года на дом к нему приходила учительница старой закалки с сорокалетним педагогическим стажем. Занималась положенные по регламенту полтора часа, не отлынивая. Лем справлялся с учебной нагрузкой, успешно выдержал экзамены. Потом его учительница ушла на пенсию, и начала приходить молодая, едва выпустившаяся из института. Она быстро поняла, что опекуну Лема глубоко безразлично соблюдают ли они график занятий, являлась едва ли дважды в неделю, вместо положенных пяти и занятия их сократились до двадцати минут, в основном она давала задания и скоренько пробегалась по выполненным. Как раз совпало и на Лема начали возлагать больше работы по дому и участку, на учебу времени не оставалось. Любознательный Лем урывал сколько мог, начал оставаться на второй год и к восемнадцати едва перевалил за седьмой, дальше обязанности по его обязательному обучению у государства не было.