- Фу, Султан, фу, оставь! Кто там: ежик или маленький зайчик?
- Я человек, - отозвался я, - не бойся, я не причиню тебе вреда.
Мне пришлось говорить на весторне, чтобы ребенок понял меня.
Девочка поначалу колебалась, но потом подошла поближе:
- Кто ты? Как тебя зовут?
- Я бедный путник, дитя мое. Меня ограбили и побили плохие дяди. Ты не должна меня видеть, чтобы не испугаться.
- Я и не боюсь. Тебе нужна помощь?
- Да, но ты не должна обо мне никому говорить. У тебя есть родные?
- Только тетка, но она не очень меня любит. Я ей ничего не скажу. Что мне сделать для тебя? Ты хочешь есть?
- Очень хочу, но я потерплю. Мне нужно другое – в городе у меня есть деньги и оружие, но я не могу пойти туда и взять их, боюсь плохих дядей, напавших на меня. Ты сможешь незаметно пойти в город и взять все это?
- Да. Я сейчас отнесу тете хворост, а потом она все равно пошлет меня в город на рынок продавать яйца и цветы. У меня хорошо берут, потому тетка и посылает.
- Это чудесно, дитя мое. Слушай внимательно: возле рынка есть старая часовня, знаешь?
- Знаю. Я иногда прихожу туда помолиться за папу и маму, они похоронены там рядом.
- Вот и ладно. На заднем дворе часовни со стороны кладбища есть большое старое дерево с дуплом. В этом дупле я спрятал кинжал, меч, сверток с деньгами и одежду. Сможешь достать все это незаметно и принести?
- Конечно, я даже пряталась в этом дупле от дождя.
- Да, но вещи находятся в самом углу. Я закопал их в землю и прикрыл кусками коры.
- Я все сделаю.
- Помни, дитя, никому не слова. И смотри, чтобы тебя не заметили, иначе беды не миновать.
- Не бойтесь, дядя, я все сделаю и к вечеру принесу вещи, а пока – возьмите вот это, - и она достала из кармана передника горбушку хлеба – свой завтрак.
Я был растроган великодушием ребенка и сквозь сухие стебли постарался получше рассмотреть свою маленькую фею. Светлые пушистые волосы, серо-голубые глаза, тонкие черты лица, на носу и щеках – несколько мелких веснушек. Вся она напоминала тоненький ясный лучик. Только взгляд был недетски серьезным, а личико почти скорбным.
- Мне надо спешить, а то тетка прибьет, - вздохнула девочка, взвалила на плечи огромную вязанку хвороста и, свиснув собаке, пошатываясь под тяжестью своей ноши, побрела к видневшимся вдали лачугам. Мне же пришло время заняться собой. С жадностью съел оставленную девочкой горбушку, потом нащупал в сапоге свое оружие и рассмотрел при свете дня. Это действительно было подобие долота, вероятно, для дробления костей. Солнце припекало вовсю, и для меня оно казалось слишком ярким после двухмесячного пребывания в темнице. Я поспешил забиться поглубже в сено и опять впал в сонное оцепенение, приказав себе проснуться через несколько часов. Пробудился как от толчка, осторожно выглянул наружу – судя по удлинившимся теням, дело близилось к вечеру. Я до рези в глазах всматривался вдаль и, наконец, заметил легкую светлую фигурку. Девочка шла быстро, но, не доходя нескольких метров до стога, остановилась, огляделась и прошла к лесу. Я выжидал. Она вернулась через несколько минут уже с другой стороны, волоча за собой тяжелый тюк, и робко окликнула:
- Вы здесь, дядя?
- Да, дитя, я жду тебя.
- Хорошо. Я все выполнила, вот ваши вещи. Что мне теперь сделать?
- Ты спасла меня. Возьми себе денег из свертка и что-то из украшений.
- Нет, не надо. Тетка все равно отберет. А можно, я помогу тебе?
- Ты испугаешься меня, малышка.
- Нет, я не боюсь. Ты добрый.
Я изумился:
- Откуда ты знаешь? Я совсем не добрый, ты меня даже не видела.
- У тебя голос добрый. Ты не ругаешься и ни разу не накричал на меня. Другой бы уже давно побил и прогнал меня, а ты даришь украшения. Покажись, я прошу тебя.