Рискованная операция по спасению оказалась успешной и не заняла много времени, что сыграло на руку, ведь буквально через несколько минут после её завершения, своды крыши перестали оказывать сопротивление стволу дерева и рухнули.
Всех из Второго, оказавшихся без крова, пришлось расселять по соседим корпусам других отрядов. Занимаясь этим, Пастор и забыл о том, то сам недавно падал в обморок. Об этом напоминали только полнстью исчерпанные силы. Тело не хотело слушаться хозяина. Он с трудом доковылял в прихожую корпуса и сел за стол. Тёплый, но тусклый свет керосиновой лампы освещал комнату. За окном шумел ветер. Парень молча смотрел на Вола, который тупил взгляд в окно, оперевшись локтями на подоконник.
— Девочки хотят ночевать у нас, — задумчиво сказал блондин.
— Думаю, что это хорошая идея, её надо поддержать. Если не в такие моменты, то когда? Нам всем нужна поддержка друг друга, — размышлял Вол, садясь на стул напротив.
— Но у нас не хватит спальных мест, — Пастор откинулся на спинку стула, шумно выдыхая, — я не хочу, чтоб кому-то было тесно и неудобно.
— В тесноте, да не в обиде, друг, а там, как сам знаешь.
— Наверное, ты прав. Сходи, пожалуйста, к девочкам, позови их и скажи, чтоб свои подушки с одеялами взяли.
***
Довольно быстро в небольшой мужской спальне Первого отряда собралось такое количество людей, которое комната не видела уже давно. Все кровати сдвинули в две больших, на полу, между ними, уложили множество матрасов, одеял, пледов и подушек, устраивая большое многоуровневое лобное место, окружённое стеной из тумбочек.
Все устроились, но спать никто не планировал, наоборот, от переизбытка чувств шло негромкое, но живое обсуждение произошедшего: каждый рассказывал соседу свои мысли, новости и слухи. Пастор стоял в дверях и наблюдал за большой компанией. Хотелось улыбнуться хоть слегка, но лицо словно забыло, что такое мимика. Наконец, впервые за день, парень был расслаблен, чувствовал, что все в безопасности, хотя гроза не собиралась униматься ни на секунду. В душе царила надежда на спокойное будущее, на то, что сложные обстоятельства будут пережиты без сильных на то проблем, без новых жертв. Светловолосый внес в спальню старую керосиновую лампу. Её теплое аккуратное свечение слегка осветило всё вокруг. Все сразу же притихли, наблюдая за парнем, а он, не теряя времени, присел на одну из тумбочек, устанавливая лампу рядом.
— Дорогие лагерные дети, мои друзья, соотрядники и гости. Всем нам очень тяжело дался этот день, но сейчас всё в порядке, мы собрались здесь, чтоб поддержать друг друга морально и почтить память Луны… — он сделал многозначительную паузу, — Да будет земля ей пухом… — очередная пауза, — Да, я чувствую всю вашу боль утраты и поверьте — я себя корю за то, что не смог сохранить её жизнь не меньше каждого из тех, кто ее окружал, но сделать уже ничего нельзя. Эту ночь я объявляю траурной, сегодня мы простимся с нашей подругой и отпустим ее в свободное плавание по туманному лесу.
Парень глубоко вздохнул и прикрыл глаза. Внезапно, в сознании пролетел весь день, от начала и до конца, затем начали появляться картинки из детства, все более давние воспоминания, настолько давние, что казалось, это было не с ним. Пастор оказался в полнейшей неопределенности, но вида не подал. Он лишь аккуратно пробрался к своему месту, где его уже ждала великолепная Снегурка. Это одна из тех девушек, которых вытащили из второго. Грациозная и худая, с острыми чертами лица и пепельно-русыми волосами.
— Я хочу рассказать историю, надеюсь, никто не будет против, — Пастор, наконец, прервал тишину. — Только мне надо выпить сначала. Поляк, думаю, сейчас самое время для твоих настоек.
Долго ждать не пришлось — казалось, стеклянные бутылочки с разной алкогольной субстанцией давно были наготове. Одна из них досталась Пастору. Отхлебнув кофейной настойки, парень приобнял Снегурку, укутанную в плед, дожидаясь полной тишины и внимания, и начал свой рассказ: