— Но и остаться тоже не говорил! Я проснулась там одна и ушла гулять, не сидеть же.
— А как ты себя чувствуешь, чудо?
— Отлично! — улыбнулась мелкая, выставив напоказ все свои белые зубы.
— Тебе нельзя гулять одной, ты только идешь на поправку!
— Так я и не одна гуляла, — кивнула Ульянка в сторону окна.
А в открытое окно смотрела офигевшая Алиса. Заметив мой взгляд, она ехидно ухмыльнулась. Приподняла так одну бровь, приосанилась, всем своим видом показывая, что это не она, а кто-то другой несся со всех ног посмотреть, кто утащил её подругу.
— А, док, это ты, — весело сказала старшая рыжая, заметно расслабившись. — А я-то думала — всё, писец котенку, — и, взглянув на высунувшую язык подругу, она весело рассмеялась.
— Лааадно, не буду вам мешать, — задорно помахала на прощание Алиса и растаяла в ночных тенях за окном.
— Так, Штирлиц, — посмотрел я на Ульянку, — и что нам с тобой делать, а?
С одной стороны, надо перестраховаться, и пусть мелкая переночует в палате под наблюдением. С другой — организм молодой, здоровый, так что риск осложнений после обезвоживания минимален.
Положив руку на спину рыжей, я слегка подтолкнул её к лестнице.
— Ну, товарищ Ульяна, вперед меня шагом марш — сегодня тебе нужен уход и покой.
— Но я не хочу! — запротестовала мелкая.
— Если доктор говорит «надо» — значит, надо! — в корне пресек я все возражения.
Недовольно надув губки, негодница зашагала с таким видом, что, взгляни на нас кто со стороны, то решил бы, что я веду её как минимум на расстрел. Но уже через пару минут она начала что-то намурлыкивать себе под нос, размахивать руками, и вышагивать, словно на линейке. Негатив просто не задерживался рядом с ней. Пышные рыжие хвостики подпрыгивали в такт со своей хозяйкой. И при взгляде на мелкую фигурку в майке и шортиках, что так задорно поднималась по лестнице, настроение тоже ползло вверх: унывать, когда рядом бегает такое вот милое, игривое чудо, как-то не получалось.
Поднявшись на нужный этаж, я галантно пропустил Ульяну в кабинет, за что был удостоен многозначительного хмыканья со стороны дамы. В медкрыле было тихо, только в полумраке гудел холодильник с лекарствами. Включились лампы дневного света, тем самым разогнав темноту, и нашему взору предстал лагерный медкабинет во всей красе: небольшая комнатка с письменным столом, двумя шкафами, один из которых был для документов, второй для бинтов и прочего десмургического и процедурного инвентаря. А по обоим сторонам кабинета стояло по кушетке.
Достав с крышки шкафа пакет с бельем, я постелил одну кушетку Ульяне, а вторую себе. Хоть я и не помещался на них нормально и ноги торчали, создавая дикое неудобство, но сегодня нельзя оставлять пациента.
«Я знаю, что ты подумал, шиза!»
«А я что? А я ничего — не я собираюсь ночевать рядом с маленькой девочкой. Коварный педобир!» — хохмил внутренний голос.
«ТЫ! У меня и в мыслях не было!»
«Ну-ну, все так говорят вначале, а потом — лоли лоли лоли, ай лав лоли, лоли из зэ бэээст!» — запевала шиза.
«Да ты издеваешься», — догадался я.
«Может и да, чувак, но посмотри, ты остаешься один на один с весьма симпатичной девочкой, уже почти девушкой, — голос выдержал театральную паузу и… — не тормози, приласкай малышку, „мелочь, а приятно“, как говорится, ахаха!»
Ульянка легла на выделенное ей место, повозилась, устраиваясь поудобнее, и притихла. Я открыл окно, и соленый морской ветер вперемешку с запахом хвои потихоньку проветривал пропахшее медикаментами помещение. Рыжесть на кушетке снова устроила возню: то ли в одежде ей спать неудобно, то ли кушетка жесткая. Хотя, скорее всего, мелкая просто не успела израсходовать достаточно энергии, чтобы утомиться.
— Не спится, Ульяна? — поинтересовался я, сидя за столом и заполняя журналы.
Мелкая что-то проворчала про занудных докторов и трату времени впустую. Скорее всего, рыжая террористка сожалела об упущенных возможностях: столько всего можно было разворошить вместо того, чтобы тут лежать — для современных детей десять вечера не время.
«А может, она просто стесняется кое-кого, а?»
«Меня? — удивился я. — А меня чего стесняться — я на десяток лет почти старше».
«И что? Может, малышка видит в тебе в первую очередь парня, а не халат».
За окном в лагере кипела жизнь: сновали по двору ребятня и вожатые, слышался шум прибоя со стороны пляжа и крики чаек. Ветер играл в кронах деревьев, и всё вместе создавало очень уютный фон: закрывая глаза, можно было погрузиться в эту совершенно особую атмосферу детского лагеря. Кто не был в таких, тот никогда не поймет всё очарование летних лагерей, эти походы, мероприятия, новые знакомства и ощущения, когда каждый день приносит что-то новое, интересное, когда ты просыпаешься и знаешь, что день не пройдет рутинно и серо. Я представил на секунду, что было бы, будь я тут как один из детишек, лет на 10 младше меня теперешнего, смог ли я стать другом этому чуду? Мы ведь такие разные, я ребенком не был таким озорным и классным, как она. А Ульяна никак не могла уснуть и просто пялилась в потолок.
Может, внутренний голос прав, и я своим присутствием не дам Ульянке отдохнуть? Но оставлять её без присмотра тоже нельзя, как-никак девочка перенесла отравление, вдруг ей снова станет плохо. Надо как-нибудь уложить мелкую спать, чтобы она набралась сил.
Достав из личного НЗ электрический чайник, я начал заваривать для нас с Ульяной травы. Набрав воды и включив его в розетку, следующим действием я от души насыпал в большую кружку горной мяты, лично собранной мной на склонах прилегавших к лагерю холмов. Ну, можно сказать, хобби у меня такое, одно из, когда не особо много друзей и развлечений, иногда с удивлением замечаешь, сколько же в сутках времени. Заливая кипящую в заварку, я глянул на Ульяну. Рыжая с любопытством зыркала на меня из-под одеяла, и, забавно подергивая носиком, принюхивалась к витающим в воздухе ароматам.
Через пару минут заваривания изумрудно-зеленый настой был процежен и разлит в две емкости поменьше. В чашку, которая предназначалась Ульянке, было щедро добавлено малиновое варенье, взятое из холодильника, в котором, по идее, должны были быть только лекарства, только тссссс!
— Спасибо, — сказала малышка, принимая из моих рук напиток. — У тебя тут столько всего, смотри, начну к тебе бегать просто так, за сладким, — улыбнулась она.
Ульяна пила мелкими глоточками, то и дело дуя на кружку, вытягивая свои маленькие, блестящие от чая губки в трубочку. При этом она с головой была закутана в одеяло, из которого торчали только милая мордашка, да изящные ручки, держащие чай.
— Можешь хоть каждый день заходить, я всегда буду тебе рад, — получилось серьезней, чем я хотел сказать.
Щеки девочки вспыхнули румянцем, и, не найдя что ответить, она сделала очередной глоток из чашки.
— В общем, допивай, и ложись спать, малышка, а я буду в соседней комнате. —
Я встал и уже пошел к выходу, когда моя рубашка слегка натянулась. Обернулся, и моим глазам предстало зрелище, которое я запомню, запомню навсегда, обещал я себе. Запомню, и буду вспоминать каждый раз, когда накатит хандра. Маленькая ручка, несильно, но настойчиво удерживала меня за край майки, а искренние глаза смотрели мне вслед, всем своим видом выражая нежелание расставаться.