— По легенде, раньше было три мира: Верхний, Средний и Нижний, все их населяли совершенно разные существа. В каждом мире было по две планеты, которые всегда противостояли друг другу. Миры перемешивались и наступила катастрофа. Вечные побеги, войны, восстания, которые никто не мог подавить. Со временем наступило слабое перемирие, а потом полное забвение. Главы миров подписали секретный уговор, после которого все живое забыло о существовании своих врагов. В конце легенды звучало пророчество. «Половина тысячелетия пройдет и границы пошатнутся. Чужеродная мечтательница и несправедливо осужденный потерпят поражение, чтобы выиграть войну».
— И вы верите в это? Что же такого сейчас происходит, что вы думаете, что легенда быль?
Кирара не знала, как реагировать на услышанное. Она бы подумала, что дедушка сошел с ума, только вот он не выглядел полоумным. Не Кире осуждать кого-то за то, во что он верит. Девушка и сама мечтала о магии, оказаться в волшебном мире и наслаждаться приключениями. А то, что это невозможно — не отменяло ее желаний и веры. Также и с этим водителем. Кирара не могла его осуждать, ведь и сама была не до конца нормальной, как выразился бы Тирион.
— А кто сказал, что я верю в нее? Намеки в ней только есть. Вот половина тысячелетия почти прошло, если верить людям. Вот и ищу разные загадочные явления, — водитель пожал плечами, а Кираре в миг стало неуютно.
— Но вы же сами говорили «От чего ж не верить?» Я что-то не до конца понимаю… В легенде говорится про разные миры, про магию. Но всем же известно, что мы единственные во вселенной… Точнее всего две планеты: Диес 159 и Локулус 359. Если бы где-то еще была жизнь, ученые давно выяснили.
— Для веры не нужны доказательства. Я не умру, если окажется, что легенда выдумка, но почему бы не верить, если хочется? Скажу так, мне просто нравится верить, что наш мир не единственный.
Они все еще ехали по ночной столице и Кирара заметила, как начинает светать на улице. Утреннее зарево поглотило небо розовой дымкой, а звезды начали тускнеть на небосклоне. Мужчина заставил девушку задуматься над тем, во что верит она и почему для нее так важны две вещи: писательство и свобода. Да и почему второе она ставит не на первое место?
Прожив всю жизнь в заточении, девушка должна была мечтать только о том, чтобы вырваться из оков и дышать полной грудью. Но она все еще думала о своих мирах, созданных в книгах. Мысли не хотели складываться. Когда Кираре казалось, что вот-вот она ухватиться за важную ниточку и сможет распутать клубок, ей вновь попадался узел, приводивший ее к другому клубку.
За окном начали мелькать колоннады Театра Времени и Музея Мертвых, словно возносящиеся к небу. Кирара понимала, что они проехали третье кольцо и совсем скоро окажутся на вокзале.
— Я не понимаю легенду, но… Признаться честно, вы меня заинтриговали. Не подскажите, где можно ознакомиться с полным текстом? — спросила девушка, пока еще был шанс.
— О чем ты говоришь, деточка? Я же молчал всю дорогу, — вдруг сказал мужчина и вновь странно посмотрел на Кирару.
Девушка не знала во что верить — то ли ее разыгрывают, то ли у старика развивается деменция и он забыл об их разговоре. Во второе Кираре совсем не хотелось верить. Но и делать вид, что ничего не произошло она не могла.
— Мы с вами разговаривали… Когда проезжали мимо Парка четырех сезонов, вы рассказывали мне легенду о трех мирах, о пророчестве…
— Деточка, я хоть и стар, но из ума еще не выжил. Эта легенда стара как мир, и никто никогда не записывал ее. Я так вообще думаю, что эта чья-то выдумка, которая распространилась по планете. А может и только по столице. Мне откуда знать?
Кира не могла сдержать нервную дрожь. Ладони девушки вспотели, на лбу залегла маленькая морщинка, единственное, что она слышала — собственное сердцебиение.
В голове никак не укладывалось происходящее — что-то точно произошло. Даже голос у мужчины поменялся: с чарующе-таинственного, немного хрипящего, на простой человеческий бас. Кирару охватывали сомнения, она уже сомневалась в реальности, просчитывая вероятность того, что на самом деле все еще спит. Ущипнув себя, и убедившись, что боль так же реальна, как она сама, пришлось снова приводить мысли в порядок.