И вот как раз, как я подошел к соседнему подъезду, дверь открывается и выходит тот самый газовщик. Только теперь он был в темных очках от солнца, и от него просто на километр воняло одеколоном. Я этот запах до сих пор где угодно распознаю и при любой концентрации, потому что сколько помню себя — батя всегда только «Шипром» и мазался после бритья.
Я, хоть и совсем был уже на пределе, но в голове сидело про духовку, вот я ему и говорю:
— Вы — газовщик?
Он вроде как дернулся от этого моего вопроса и сперва даже отскочил от подъезда, а потом вернулся обратно, взял меня за плечо и говорит:
— Я — газовщик. Пойдем, мальчик, я у тебя дома газ проверю.
Мне это все здорово не понравилось. И то, что глаз у него за этими очками не видно было, и как он меня держал (потом, вечером, синяк обнаружился на плече). И акцент. Нерусский акцент. Отец на праздниках, когда тосты говорил, такой же примерно акцент изображал.
Но вот не понравилось, а все равно никак у меня эта духовка из головы не шла, и, вместо того чтобы вырваться и убежать, я ему и говорю:
— Сейчас, только вы меня подождите немного тут, я должен к товарищу по делу зайти. Вы не уходите никуда, я через минутку буквально спущусь.
Ну он остался, короче, внизу, а я на лифте поехал на третий этаж к Соболю и позвонил в дверь, а там никакого движения: как я и боялся, Соболь оклемался и удрал куда-то. Я еще позвонил, а тут у меня внутри совсем что-то завернулось в клубок, и я за ручку двери ухватился, а она возьми да откройся, а тут прямо мой портфель стоит под вешалкой. Это значит, Соболь ушел, а дверь запереть забыл.
Я даже не то, что портфели обменять не успел, я и обрадоваться-то не успел, что так все удачно получилось, как увидел, что из-за открытой двери в комнату торчит человеческая нога, и она так была странно вывернута, что я сразу понял — это не живая нога, а уже мертвая. Серая школьная брючина на ноге задралась, и я тут же догадался, что это нога Соболя.
Я сначала никакого страха почувствовать не успел, меня как потянуло к двери, а там Соболь лежит на полу весь в Крови. У него вся голова была в крови, волосы красные и склеившиеся в сосульки. Он лицом вниз лежал, школьная гимнастерка в трех местах тоже в крови, а левая рука вообще отдельно от него валялась, отрубленная.
А в комнате страшный кавардак: скатерть со стола сдернута, книги с полок свалены в кучу, и посудные черепки по всему полу.
Не помню даже, как я из Соболевской квартиры вылетел, стою у двери, и меня так трясет, будто я за голый электрический провод ухватился и отпустить не могу. А тут лифт зашумел. Кто-то наверх поднимался.
Я в этом страшном месте находиться больше не мог, и рванул вниз по лестнице. В свой подъезд, и на четвертый этаж бегом. Дверь на цепочку закрыл, тут меня и вытошнило. Прямо в коридоре. И вот я рядом с этой лужей сел на пол и сижу, пошевелиться не могу, потому что какая-то невиданная слабость на меня напала. Сколько-то времени просидел, потом встал, пошел в спальню, занавески задернул, плюхнулся на кровать, не раздеваясь, даже ботинки не снял, подушкой накрылся и дальше ничего не помню.
Пришел в себя я от того, что меня трясут за плечо. Открыл глаза, а в комнате полно народу — родители, дворник дядя Кузьма, какие-то незнакомые люди, да два милиционера. И все на меня смотрят.
Мать говорит: «Костенька, Костенька…» — и заплакала, а отец ее за руку взял и стоит весь белый. Дядька, который меня за плечо тряс, спрашивает:
— Проснулся? Давай, Костя, вставай, и пойдем поговорим.
И ведет меня в большую комнату, а там за круглым обеденным столом сидит какой-то лысый, а перед ним бумаги разложены. Меня перед лысым посадили на стул, остальные все, кроме того, который меня из спальни привел, делись куда-то, наверное, в коридор вышли или на кухню, только отец не вышел, я чувствовал, что он тоже у меня за спиной стоит.
Лысый спрашивает:
— Ты, Костя, давно домой пришел?
Я понял, что они уже нашли зарубленного Соболя и теперь занимаются расследованием, чтобы поймать убийцу. Вспомнил все, что было, и тут мне стукнуло в голову, что я, вместо того чтобы вызвать милицию, трусливо сбежал домой и лег спать. И этим самым просто помог преступнику сбежать. Поэтому я получаюсь пособник и соучастник, сейчас они меня за это арестуют и посадят в тюрьму. Пока я про это соображал, который меня из спальни привел, покашлял у меня за спиной и говорит ласковым голосом: