Аманда нахмурилась. Что-то в этой картинке она упустила. Но только что? Ах, да! Кому принадлежит пресловутый расшитый пиджак? Склонённая черноволосая голова с серебристой сединой на висках; рука, прижатая ко лбу и знакомые поэтические обороты речи? Да это же её муж, Сарэк! Аманда вскочила на ноги и бросилась навстречу аборигенам, не думая об опасности. На полпути к костру произошла встреча. Девушка с зажигалкой остановилась и радостно воскликнула, обернувшись к единоверцам:
— Нашли наконец-то! И года не прошло!
— Эван? Ты куришь?! — с ужасом глядя на огонёк, пролепетала женщина.
— Что? Нет, это не я, — беспечно отмахнулась та.
Сорел подошёл к костру и бережно усадил на траву продолжающего материться на одной ноте Сарэка, после чего рухнул рядом с Леей, шопотом обещающей Эван все ужасы ада, если она хоть словом обмолвится о том, кто является истинным хозяином зажигалки. Н'Кай ретировался на другую сторону костра и незаметно отправил в огонь небольшой деревянный предмет, после чего над поляной отчётливо потянуло палёной резиной. Лея и Эван, повинуясь дочернему долгу, робко присели рядом с приёмным отцом, осторожно интересуясь его самочувствием. Мрачный Сарэк посмотрел на их перепуганные лица, отложил в сторону носовой платок, который прижимал к ссадине на лбу, не выдержал и рассмеялся. Полюбовавшись на эту картину, Алекс заползла в палатку, рухнула там на расстеленный спальник и мгновенно заснула мёртвым сном.
Дремлет притихший северный город… Низкое небо… Иван тяжело вздохнул, зябко придерживая ворот куртки, бросил последний взгляд на отблеск заката на шпиле Петропавловской крепости и покинул набережную, потянув на себя тяжёлую дверь подъезда старинного дома, продолжая вспоминать песню. …над головой… что тебе снится, крейсер Аврора… Серёгин поднялся на третий этаж и отпер квартиру. …в час, когда Солнце встаёт над Невой? Курсант снял куртку, переобулся, прошёл в комнату и включил компьютер, собираясь проверить почту. Остаток каникул получился очень скучным — отец улетел в командировку, дед заболел, и бабушка целые дни проводила вместе с ним в больнице, а у матери на работе случился аврал, и она появлялась дома только под вечер — покормить своё ненаглядное чадо домашней едой, которая вкупе с семейным долгом только и удерживала Ивана в сумрачном Петербурге от немедленного бегства обратно к друзьям, в солнечную Калифорнию.
Сегодня утром мать предупредила его, что последний акт аврала потребует от неё круглосуточного бдения, и объяснила заранее, что ему разогреть на ужин. Однако расстроенный Серёгин предпочёл вместо этого прогуляться по центру города, заботливо сохранявшемуся и практически не изменившему свой облик за прошедшие столетия, и перекусить в любимом с детства кафе при Эрмитаже, после чего возвратился домой. Дом был старинный, переустроенный в соответствии с нуждами двадцать третьего столетия, но оставшийся снаружи прежним — внушительным и строгим — зданием на Дворцовой набережной.
Он обнаружил в почтовом ящике несколько писем. Одно оказалось от Леи, и Иван от души повеселился, читая её заметки о событиях последних дней. Второе письмо оказалось от Сэлва, накануне вечером вернувшегося на Землю, ещё несколько — от старых школьных друзей, а последнее, самое короткое, пришло из маленькой далёкой колонии, где жил и работал Тимур Чейни, его первый вожатый и старый друг детства.