Странно, размышлял Хамфри: они питают к старухе больше симпатии и уважения, чем он сам. А может быть, и не так уж это странно. Именно холодные, никому ничего не дающие люди часто внушают наибольшую преданность. Определенный вид ледяной сдержанности, свойственный, в частности, леди Эшбрук, почему-то вызывает почтение, трепет и совершенно нелогичное желание возводить носителей этого качества на пьедестал. Если говорить о нравственных достоинствах, то Кейт, с точки зрения Хамфри, стоила в сотни раз больше леди Эшбрук, но он не сомневался, что, окажись в том же положении Кейт, ей не досталась бы и сотой доли того преданного внимания, каким была сейчас окружена себялюбивая старуха. Провидение распорядилось тут совсем уж нелепо, что, впрочем, провидению весьма свойственно. А Кейт вкладывала в обсуждение их планов куда больше энтузиазма, чем все остальные, да и искренности тоже.
Что можно устроить? Для шумных празднований леди Эшбрук слишком стара. Вряд ли у нее достанет сил поехать в ресторан. Да и в любом случае Хамфри не был уверен, что она на это согласится. Устроить в честь нее небольшой прием?
— Но только чтобы не вышло, как с бриджем в воскресенье! — сказала Кейт. — Я слышала, это было ужасно. — Она улыбнулась Хамфри, единственному, кто мог ей об этом сообщить.
— Это было не слишком своевременно, — уточнил Поль. — Ланселот Лоузби, по-видимому, считает, что все люди лишены нервов. — У него имелись свои причины. — Селия сказала это с обычной своей рассудочностью, словно была совершенно невосприимчива к чарам Лоузби.
Однако теперь нервы успокоились. И уже незачем ходить на цыпочках, решили все. Возможно, она будет даже рада убедиться, что все за нее рады. Но где это устроить? У нее? Нет, ничего не выйдет. Она не захочет.
— Можно у меня, — с некоторым колебанием сказала Кейт. — Или это для нее далеко?
Нет — ведь она почти каждый день проходит по аллее в сквере почти до самого дома Кейт. Или кто-нибудь ее подвезет.
— Но, правда, — добавила Кейт уже без колебаний, хотя и выдавая их причину, — она ко мне не слишком благоволит.
— Не думаю, чтобы это ее обеспокоило. — Хамфри счел, что они слишком уж оберегают щепетильность леди Эшбрук. — Она никогда не страдала особой деликатностью. Деликатностью сердца, имею я в виду. Возможно, вы это замечали.
— Меня она как будто терпит. — Селия сказала это без всякого тщеславия, а только с легким удивлением. — Я никогда не могла понять почему.
— Для вас это лишние хлопоты. А вам и без того их хватает, — сказал Хамфри, повернувшись к Кейт.
— Ерунда. Это я могу устроить левой рукой, с завязанными глазами.
Они заспорили, но и у Поля и у Хамфри хозяйство велось по-холостяцки, а Селия жила слишком далеко.
— Это потребует денег. Из своих вы ни пенса тратить не должны! — Хамфри редко говорил с Кейт таким категоричным тоном.
— У меня вполне хватит.
Но они запротестовали. Поль сказал, что оплатит все он. Они знали, что свободных денег у него больше, чем у них, — и солидное жалованье в банке и собственное состояние.
А какой день выбрать? После воскресенья? В начале следующей недели? Или даже прямо в понедельник? Кого пригласить? Кейт была тверда, решительна, весела. Все колебания кончились. Не следует слишком ошеломлять старушку — они четверо и те знакомые, которые ей, по-видимому, более или менее приятны. И ее доктор. Но никого из живущих поблизости именитых реликвий 20-х годов, хотя леди Эшбрук, подумал Хамфри, возможно, была бы не прочь позлорадствовать на их счет, не сомневаясь, что они почувствуют разочарование, увидев ее еще живой. Затем Кейт объявила:
— Я приглашу Сьюзен Теркилл. И ее мерзкого отца.
— Сьюзен? — растерянно переспросил Хамфри. — Но я бы не сказал…
Он не мог сослаться на то, что услышал утром, однако и Поль и Селия прекрасно догадались, как вел себя Лоузби. Все трое чувствовали, что Кейт перегибает палку. Тем не менее она стояла на своем.