— Возможно, что имеет. И уж, во всяком случае, вы бы сэкономили нам немало времени. Как ни странно, это может оказаться для него очень полезным. — Глаза Брайерса блестели. — Видите ли, теперь он утверждает, что был в ту ночь не с женщиной, как говорил прежде. Я беседовал с ним три раза — как вы понимаете, из виду мы его не выпускаем, — и первоначальная история заметно изменилась. Теперь он объясняет, что был у приятеля.
— Возможно, он говорит правду.
— Возможно. Для начала — девица, готовая показать под присягой, что он был у нее. Ну, ее версию мы быстро отмели. Затем эта сучка Сьюзен Теркилл. Врала до посинения, и так день за днем. О да, она провела с ним всю субботу и все воскресенье. И может сообщить нам, сколько раз они этим занимались, и как именно, и все новые способы. Воображение у нее очень живое, ничего не скажешь. И все с начала и до конца сплошные выдумки. Откуда следует, что наша барышня ничем не может подтвердить, где она сама была и что делала в этот вечер. Нам, правда, известно, что первую половину дня она провела в квартире отца. А Лоузби там не было.
— Вы уверены?
Брайерс кивнул.
— Но вот относительно того, где был он, мы не так уверены. Конечно, приятель подтверждает все его расписание минуту за минутой. Но ведь и Сьюзен Теркилл подтверждала. И первая девица. Чистая перестраховка — три разные истории, где он был, и все три разработаны до последней мелочи. Может быть, и приятель врет, как врали девицы. Между прочим, он мне скорее понравился. Тоже офицер, его сослуживец. Не выносить сор из родного полка — что может быть удобнее! Года на два моложе Лоузби. В отличие от Сьюзен не старался расписывать, чем они занимались. Заявил только, что оба они совершеннолетние и никому отчетом не обязаны. А в остальном так скорее чопорен. И к Лоузби словно бы искренне привязан.
— Что не выделяет его среди других, как вы сами, без сомнения, заметили.
— Других приятелей мы пока не обнаружили. А приятельниц несколько. И каждая готова ради него на любое лжесвидетельство. Одна — просто неземная красавица. Я все-таки его спросил — сделал вид, будто принял эту версию, и спросил, почему он предпочел общество молодого человека, когда у него женщин хоть отбавляй. С которыми он уже спал. Причем парочка таких, что за них чуть ли не любой мужчина даст себе руку отрубить. И знаете, что он ответил?
— С этим миром я знаком не особенно близко.
— Он сказал: «Ну неужели вы не понимаете? Просто от скуки».
Брайерс совсем неплохо изобразил искренний голос Ланселота. Лоузби, его вкрадчивую обаятельность.
— Его голыми руками не возьмешь, — заметил он.
Хамфри уступал Брайерсу в физическом состоянии, но не в опыте. Они по-прежнему сидели у окна свободно, без напряжения — два человека, натренированных вести подобные разговоры так, чтобы ни о чем не проговориться, разве что по особому расчету.
Брайерс сказал:
— Но я не могу себе представить, для чего ему понадобилось бы убивать старуху. Да и не только ему. А вы?
Хамфри покачал головой.
— Не буду скрывать, — продолжал Брайерс, — я зашел в тупик. Нам не удается обнаружить ни одной зацепки в сведениях о том, кто где был, и мы не можем установить, кто входил в дом в тот вечер. Кто-то что-то скрывает. И может быть, не один, а несколько человек. Словно старый фокус с тремя картами: ищите даму.
— Три карты? У вас только трое на заметке?
Брайерс быстро перебил его:
— Вы думаете, я кого-то пропустил?
— Вы ведь не сказали мне, кого вы не пропустили.
Они поглядели друг на друга без всякого выражения. Брайерс произнес ровным голосом:
— Я бы вам сказал, если бы вы объяснили мне, каким мог быть мотив. Это было бы исходной точкой. Но, черт подери, мотива-то я и не нахожу. Вы не хуже меня знаете, что мотив почти всегда прост, чего нельзя сказать о мыслях, чувствах и побуждениях. И большая ошибка — искать в возможных мотивах сложности, которой и быть не может. Мне еще не приходилось сталкиваться с убийством, побудительный мотив которого в конечном анализе не оказался бы примитивным. Сексуальный мотив? Исключается. Тут исключается. Бывает, что старух насилуют. Но тут — ни единого намека. Деньги? Снова тупик. Никто из них не убил бы ради тех нескольких сотен фунтов, которые она хранила дома. Мы думали, что у нее было что-то припрятано, но опять-таки ничего не обнаружили. Никто ничего существенного по ее завещанию не получает. Мы занялись ее прошлым. Тоже пусто. Иногда убивают из страха. Но чего можно было бояться в данном случае? Мне не на что опереться. Ну а вы? Что-нибудь предполагаете?