— Ну а теперь пора поговорить всерьез. За ужин придется заплатить чистосердечным признанием. Налейте себе. Ну, и, во-первых, при Бетти вы можете говорить что хотите и о ком хотите. Это вы знаете. Она умеет молчать гораздо лучше, чем я. По правде сказать, мне этому пришлось учиться. Когда я начинал, язык меня постоянно подводил. Мне хотелось производить впечатление. И я учился на собственном горьком опыте.
— Со мной, пожалуй, было то же.
— А у Бетти это прирожденное! — Фрэнк смотрел на жену, и его взгляд был заботливым, восхищенным, нежным, поддразнивающим, тревожным. — Она в жизни не выдала ни единого секрета. Мне иногда кажется, что умные женщины умеют держать язык за зубами гораздо лучше, чем умные мужчины. Может, у них меньше соблазнов проговориться.
Хамфри кивнул. Он и сам это замечал.
— Итак, можете говорить все что хотите. Я собираюсь вас кое о чем спросить. И хватит играть в прятки. Я жду от вас полной откровенности, а сам говорить не могу. Мы оба все время старались перехитрить друг друга. К черту! Я хочу попросить вас узнать, что ваш прежний отдел может сообщить нам о Томе Теркилле. Я знаю, что они за ним приглядывают, как за многими другими политиками. Ну, про это говорить не будем…
— Ведь надо же им делать вид, будто им не даром платят жалованье, верно?
Хамфри сознавал, что по старой привычке, почти превратившейся в инстинкт, он уклонился от прямого ответа. Фрэнк так и понял. Он начал снова:
— Так не пойдет. Говорите начистоту. За Теркиллом следят. Это понятно. Но я узнал, что сотрудников нашей спецслужбы заменили вашими. Вот и объясните мне почему. Меня незачем убеждать, что из Тома Теркилла такой же шпион, как из президента Мидлендского банка. Но мне очень нужно знать, что им известно о том, где и когда был Том Теркилл. Ничего лишнего. Я сильно подозреваю, что они могут сообщить нам, где Том Теркилл был в ту субботу вечером. Никого, кто хоть что-нибудь видел, нам найти не удалось. Я считаю, что ваши прежние коллеги могли бы нам кое-что сказать. А вы как думаете?
Хамфри смотрел на Брайерса без всякого выражения, словно находился при исполнении служебных обязанностей, потом уголки рта у него дернулись в улыбке.
— Думаю, это более чем вероятно.
— Ну вот. Вы не могли бы узнать?
— Мне не очень хотелось бы. Но полагаю, что могу.
— На черта нужны контакты по всему Лондону, если нельзя иногда выручить человека.
— В том-то и беда, — заметила Бетти. — Он терпеть не может пользоваться своим положением. Верно, Хамфри?
Хамфри сказал:
— Честно говоря, я не вижу, зачем это нужно. Почему вас так интересует Теркилл? Правда, я сам о нем думал, но это ни с чем не вяжется.
— Да, не вяжется! — Фрэнк был в самом энергичном своем настроении. — И вообще ничто ни с чем не вяжется. Я уже вам говорил: не дело, а кошмар для следователя. Высшие классы, которые не желают помогать, ни малейшего сколько-нибудь осмысленного мотива… Если хотите безнаказанно убить кого-нибудь, Хамфри, выберите одного из самых аристократических ваших знакомых, а для пущей безопасности — знакомого знакомых. И без всякого мотива. Тут я уж вам гарантирую, что мы вас не изловим.
Бетти улыбнулась, и Хамфри попытался представить себе, сколько времени должно ей было понадобиться, чтобы привыкнуть к этому висельному юмору.
— Что ж, — сказал Фрэнк, — подобьем итоги. Конкретно: взломщики, мелкие уголовники, профессионалы — ничего. Но об этом, как вы сами знаете, вопрос с самого начала серьезно и не ставился. Случайный прохожий, сумасшедший, хулиган… «Исключено» — опасное слово, но тут его можно употребить почти без всякого риска. Так что нам остается только старый фокус с тремя картами — выберите кого-нибудь из тех, кто был знаком со старухой. Только карт, как вы тогда сказали, не три, а больше. Мы все еще проверяем. Но скорее для перестраховки. Если я еще в твердом уме, это кто-то из тех, о ком я уже думал. И вы тоже! Правда, для Тома Теркилла я никакого сколько-нибудь правдоподобного мотива придумать не в состоянии. Но когда по-настоящему зайдешь в тупик, остается вспомнить старый совет: не забывай самого неподходящего. Даже если никаких побудительных причин вроде бы нет. А уж более неподходящего, чем Том Теркилл, тут найти трудно. Вот поэтому я и хочу все про него знать. Кстати, что-то он скрывает — и с большим старанием.
В этот вечер ни ему, ни Хамфри не пришло в голову объяснение, которое позже казалось совершенно очевидным. Хамфри спросил:
— А стоит ли он всех этих хлопот? То есть в вашем плане?
— Собственно говоря, — сказал Брайерс, — чтобы им интересоваться, есть и другая причина. Более веская. Думаю, вы и сами догадываетесь. Он, несомненно, должен что-то знать о своей дочке. А она состоит в списке с самого начала: вы ведь тоже так думали. Никакой узды. И не то чтобы очень порядочная. Старая дама довольно-таки успешно мешала ей зацапать нашего друга Лоузби. Не думаю, правда, чтобы кто-нибудь стал убивать по такой причине, разве уж совсем свихнувшись. Но тем не менее вычеркивать ее я не собираюсь. Может быть, есть что-нибудь попроще, чего мы пока не раскопали. Относительно нее и Лоузби. Почему, черт подери, он на ней женился? Я хочу знать все, что знает ее отец.