К такому заключению пришел Бейл — теперь уже суперинтендент Бейл, — и Брайерс с ним согласился. Как и Хамфри, когда услышал об этом от Брайерса. Хотя почти все, особенно молодые сотрудники, смотрели на Бейла сверху вниз, со снисходительной симпатией, словно на старого добродушного эрдельтерьера, Хамфри научился с уважением относиться к его суждениям о людях, а на такого рода уважение он был скуп.
Как заключил Бейл, О'Брайен что-то открыл только одному из своих партнеров, однако лишь самое необходимое. Это был молодой человек по фамилии Прхлик. Фамилия звучала не слишком по-ирландски, но она принадлежала семье столь же истово католической, как и семья самого О'Брайена. Он был одним из младших партнеров — потому-то О'Брайен и сделал его своим помощником и отчасти доверенным. Пока О'Брайен и леди Эшбрук оба были здоровы, все делалось точно по плану. Так продолжалось, пока им обоим не перевалило за семьдесят пять. Затем О'Брайен перенес инсульт и хотя частично оправился, ездить в Англию уже не мог. Он говорил с трудом, но сохранил полную ясность сознания. Тогда-то он и обратился за помощью к Прхлику. О'Брайен стоически решил, что пора готовиться к смерти, — и со всем тщанием приготовился не только к своей, но и к смерти леди Эшбрук. Он намекнул Прхлику, что у него есть обязательства по отношению к лицу примерно его возраста. И он хочет все тут привести в порядок.
Прхлик, конечно, мог бы ездить в Лондон и передавать деньги, как прежде делал сам О'Брайен, но старик считал, что это лишь временное решение вопроса. Остаются обязательства, которые надо будет выполнить после ее смерти. Необходима помощь еще одного человека, которому она доверяла бы, как самому О'Брайену. Он написал ей, с трудом двигая полупарализованной рукой. Нужно найти еще одного посредника — на этот раз в Англии. Может ли она предложить кого-нибудь? Он хотел бы узнать о ее выборе как можно скорее. Их проверенное временем взаимопонимание позволяет ему, как он полагает, просить права вето. Это было условие, поставленное искушенным юристом, и он рассказал о нем Прхлику с явной гордостью. Однако он это право не применил. Вновь ничего не было доверено бумаге, а письмо О'Брайена леди Эшбрук, несомненно, уничтожила. Она назвала своего посредника по телефону. По-видимому, О'Брайен его знал и дал согласие.
Прхлику этот посредник назван не был, хотя имя леди Эшбрук он со временем узнал. Они с О'Брайеном — а между собой и его секретарши — называли лондонского посредника контролером. Капитал, который до тех пор назывался просто фондом О'Брайена, превратился в фонд контролера. Этот контролер был посвящен во все детали, как О'Брайен и леди Эшбрук, — но только они трое, и никто больше.
В течение последнего года жизни О'Брайен разработал расписание. Прхлик сказал, что О'Брайен, подобно многим другим, в старости стал патологически скрытен — без особых причин, а нередко и без всякого смысла. Если бы Прхлика, как и контролера, посвятили во все, это заметно уменьшило бы сложности. Но О'Брайен предпочел разработать целую процедуру. Каждый сентябрь представитель фирмы будет посылаться в Лондон с небольшим, обычного вида пакетом, содержание которого останется ему неизвестным. В Лондоне, остановившись в гостинице, он передаст пакет администратору на хранение до востребования. Пакет будет с грифом фирмы О'Брайена. Контролер, позвонив в американское посольство, узнает, где остановился представитель фирмы, и пришлет кого-нибудь за пакетом.
Процедура эта, как и все, разрабатывавшиеся О'Брайеном, была относительно проста. Но, заметил Хамфри, слушая рассказ Фрэнка Брайерса, еще проще было бы подарить леди Эшбрук сто тысяч фунтов, такую для него мелочь, и дело с концом.
И наконец, после смерти леди Эшбрук — по-видимому, О'Брайен предполагал, что она переживет его ненадолго, — оставшиеся деньги следовало отправлять в Лондон более крупными, чем прежде, суммами, так, чтобы в течение трех лет изъять весь капитал.
Такой была предыстория, насколько им удалось восстановить ее по полученным сведениям. Брайерс и его сотрудники считали, что так все и происходило в действительности. Не было никаких данных о том, что деньги попадали куда-то еще, кроме леди Эшбрук. Возможно, некоторую часть получал Лоузби. Им не удалось проследить, как забирали деньги, а потому они все еще не знали, кто был контролером. У них были только предположения — несколько предположений. Возникали и новые предположения о мотиве убийства, но у Брайерса все время оставалось такое ощущение, как будто он никак не может вспомнить слово, которое вертится на кончике языка.