— Это же не слишком правдоподобно.
— Спасибо за объяснение.
— Если она чего-то ждала там несколько часов, то в дом явно не входила…
— Мы и сами до этого додумались.
Хамфри ответил на эту шпильку легкой улыбкой:
— Следовательно, можно с достаточной уверенностью считать, что прямо она не замешана. Никто не станет после убийства часами прогуливаться рядом с домом. Разве что сумасшедший.
— Ну, она понормальнее вас. До этого мы тоже кое-как додумались.
— Да, не слишком правдоподобно. И уж конечно, маловероятно, чтобы эта девушка дожидалась, пока не вернется мужчина, живущий в какой-то из квартир.
— Нам тоже так показалось.
— Если каким-то чудом, — задумчиво продолжал Хамфри, — это действительно была Сьюзен, не исключено, что она знала, кто был в доме. Или думала, что знает.
— Учите лягушку плавать?
Это было сказано уже почти добродушно. Потом Фрэнк спросил:
— Вы считаете, что это была она?
— Если это была она, — ответил Хамфри, — она должна была заметить кого-то или что-то.
Именно Фрэнк, более цепкий, чем Хамфри, распознал еще одну возможность, которую в то утро заслоняло многое другое. Он подхватил:
— Если она кого-то видела, мы сможем наверстать упущенное время. А упущено его уже достаточно. Конечно, придется на нее нажать.
— А она станет говорить?
— Стать-то станет. Но вот будет ли она говорить правду — вопрос другой.
Все в том же промозглом октябре, два дня спустя после посещения морга, Хамфри услышал у себя на лестнице быстрые шаги. Эти шаги он узнал бы где угодно. Кейт не предупредила его, что придет. Был ранний вечер: значит, она только что вернулась из больницы. Войдя в комнату, она поцеловала его и быстро заговорила, точно отрепетировала эти слова и не хотела, чтобы он ее перебил:
— Я по-прежнему не могу пойти на все, чего вы хотите. Я не хочу, чтобы вы неправильно истолковали мой приход. Но ждать без конца — это бессмысленно. Если не все, то хотя бы часть.
Она не притворялась, не оправдывалась, не искала опоры в выдумках. Хамфри растерялся. Обычное спокойствие покинуло его. Молча, обнявшись, они прошли в спальню. Разделись. Словно давно уже были мужем и женой.
И плоть была добра к ним.
Потом, лежа в его объятиях с помолодевшим лицом, Кейт шепнула:
— Как хорошо! Всегда. Всегда, когда захочешь.
По стеклам хлестал дождь. Сгущалась ночная темнота. В такую ночь хочется искать приюта в постели. Кейт блаженно вздохнула. Потом чмокнула его в щеку и сверкнула на него своей непочтительной ухмылкой.
— Я все время гадала, когда же ты наконец решишься, — сказала она.
Он высвободил руку и шлепнул ее. Плоть была такой же непочтительной, как она. Плоть была добра к ним.
Уютные минуты в полумраке, перестук капель по стеклу. Постельная болтовня. Она сказала:
— Я хотела бы поговорить с тобой.
Он приподнялся, но она сказала:
— Нет, сперва оденемся. Я не хочу, чтобы мы отвлекались. И, пожалуй, прежде выпьем, ладно?
Они почти не говорили, пока не вернулись в гостиную — Кейт в аккуратном рабочем платье, Хамфри в своем обычном костюме, оба с рюмкой в руке. Словно сговорившись, они сели не рядом на диван, а в кресла напротив друг друга.
— Я стараюсь быть честной, — сказала она. — Только это труднее, чем хотелось бы.
— Я тебе доверяю, ты знаешь, — сказал он.
— Да, знаю. И я доверяю тебе. Абсолютно. Но все равно это трудно. Я хочу тебя всего, целиком, — вдруг вырвалось у нее. — Мы ведь подходим друг для друга, правда? — Она сказала это чуть неуверенно: ей было очень нужно, чтобы он ответил то, что ответил:
— Я это давно знаю.
— По-моему, и я давно. Только я боялась, что вдруг обманываю себя. Ведь я не такая уж находка, верно?
— Ты слишком строга к себе…
— Вовсе нет. Но нельзя сказать, чтобы мужчины дрались из-за меня.
— Потому что дураки. — Хамфри уловил ее недоверие к себе как к женщине и решил ему не потакать.
— Спасибо. — Выражение ее лица было непривычно кротким. — Но все равно, я знаю, что мы созданы друг для друга. Это чудо, но я не могу не верить в него. Иногда. И потому было бы еще чудесней, чем я даже мечтала, дать тебе все, что ты хочешь. Но я не могу, пока не могу — вот что я пытаюсь тебе сказать. Ты должен быть терпелив. Я тебя ужасно люблю, но я ведь не вполне свободна.
Хамфри сказал напряженно, но мягко:
— Ты все еще его любишь?
— Нет. Не так, как тебя. Но, прожив с человеком пятнадцать лет, невозможно порвать все связи сразу. Я все-таки должна о нем позаботиться. Любовь моя, ты сильный человек. И всегда умел обходиться без чужой помощи, ведь так?