— Все ваши заключения абсолютно верны, Ди, — медленно произнес Дэн. — Вот только...
Судья Ди предостерегающе поднял руку.
— Прежде чем вы будете продолжать, — сказал он, — я бы хотел заявить следующее. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам, но не ожидайте от меня, что я ради этого нарушу закон или стану мешать правосудию. Поэтому должен предупредить: все, что вы мне сообщите, будет мною изложено перед судом в том случае, если меня вызовут в качестве свидетеля.
— Я прекрасно понимаю, — бесцветным голосом произнес Дэн, — что эта страшная трагедия должна стать предметом рассмотрения префекта, однако вы окажете мне огромное одолжение, если позволите разъяснить вам все обстоятельства и поможете избрать форму защиты, ибо я на самом деле убил свою жену.
— Из-за чего? — спокойно спросил Ди.
Дэн устало откинулся на спинку кресла.
— Ответ на этот вопрос — в событиях более чем семидесятилетней давности.
— Мне показалось, что вам всего лет сорок, а вашей жене — около двадцати пяти, — удивленно заметил Ди.
Судья кивнул и неожиданно спросил:
— Вы, случайно, не интересуетесь военной историографией? Если так, то вам должно быть знакомо имя Дэна Куояо.
— Дэн Куояо... — Ди сосредоточенно сдвинул густые брови. — Позвольте-ка! Да, действительно, так звали знаменитого полководца, который прославился во время великого похода в Центральную Азию. Ему предрекали блестящую карьеру судьи, но он внезапно вышел в отставку из-за того, что... — Ди запнулся и с испугом взглянул на Дэна. — Святые Небеса! Так это ваш дед?
Дэн наклонил голову.
— Именно так. Позвольте прямо сказать вам то, что по своей деликатности вы не решаетесь произнести. Да, ему пришлось просить об отставке, потому что в приступе помешательства он заколол своего лучшего друга. Его помиловали, но, разумеется, он не мог оставаться на службе.
В комнате повисло молчание. Через некоторое время Дэн заговорил снова.
— Мой отец был здоровым, абсолютно нормальным человеком. Откуда мне было знать, что этот недуг у нас наследственный? Восемь лет назад Серебряный Лотос стала моей женой. Не думаю, что на свете есть много столь беззаветно преданных, так любящих друг друга супружеских пар, как наша. Если за мной утвердилась репутация довольно замкнутого человека, то лишь потому, что ничье общество не доставляло мне большего удовольствия, более глубокой радости, чем общество моей горячо любимой подруги.
И вот однажды — это было семь лет тому назад — жена нашла меня лежащим без признаков жизни на полу в спальне. Я очнулся, но мне было очень плохо. В моем воспаленном мозгу теснились странные образы. Я долго не решался, но, в конце концов, открыл жене правду: я признался, что мне представилось, будто я убил человека, причем испытывал при этом не ужас, а наслаждение. Я сказал, что, видимо, над моим родом тяготеет проклятие безумия, что ей не следует оставаться со мной, и что я приму все меры к тому, чтобы она скорее получила развод.
Дэн закрыл лицо руками. Судья Ди с глубоким состраданием смотрел на этого сраженного горем человека. Дэн постепенно справился с волнением и продолжил свой горестный рассказ.
— Она наотрез отказалась. Уверяла, что никогда меня не оставит — независимо от того, будут ли у меня еще подобные приступы или нет. Вполне возможно, что приключившееся со мной имеет совсем иную причину. Я, как мог, отговаривал ее, но когда она пригрозила, что в противном случае покончит с собой, я, жалкий слизняк, уступил... У нас еще не было детей, и мы договорились не обзаводиться ими в будущем. Мы надеялись, что взаимное увлечение литературой заменит нам те радости, которые приносят дети. Надеюсь, теперь вы понимаете, Ди, отчего я произвожу впечатление холодного и необщительного человека.
Судья молча кивнул. Да и что можно было сказать в ответ на эту ужасную исповедь? Дэн между тем продолжал.
— Четыре года назад приступ повторился, а еще через два года случился снова. В тот раз я впал в буйство, и жене пришлось насильно заставить меня проглотить успокоительное, чтобы предотвратить непоправимое несчастье. Ее преданность служила мне единственной поддержкой. И вот, четыре недели тому назад, я лишился и этого последнего утешения, ибо мной завладело наваждение — вот эта лаковая ширма.
С этими словами Дэн указал на высокую, покрытую красным лаком ширму, стоявшую за спиной Ди. Судья обернулся. Блики канделябров мерцали на ее резной поверхности.