Миссис Браун протянула мне письмо:
— Это всего лишь анкета. Они пишут, что разослали ее всем работникам Государственного департамента.
— Не думаю, что когда-нибудь еще стану заниматься пересылкой произведений искусства для правительства.
— Тут сказано — как настоящим, так и бывшим. Они хотят, чтобы вы подписали заявление, подтверждающее вашу преданность правительству Соединенных Штатов.
— Ничего себе! А почему бы мне не быть ему преданным? Миссис Браун опустила очки со лба на нос и прочла:
— Вследствие тесного сотрудничества между Соединенными Штатами и Россией в годы войны некоторые стратегические секреты нашего государства могли стать известны сторонникам коммунистов. Поэтому 21 марта 1947 года президент и Конгресс приняли постановление о необходимости заручиться доказательствами преданности всех сотрудников государственного аппарата.
— Ну что за шпионские страсти! Где нужно расписаться?
Она подошла к моему креслу.
— Мистер Шеперд, вы уверены, что вам нужно это делать? Едва ли в этом есть необходимость, если вы больше не собираетесь работать на правительство.
— Вы сомневаетесь в моем патриотизме?
Миссис Браун протянула мне письмо:
— Я мало кого люблю и мало кого ненавижу. Я свободный человек. Но мне нравится писать книги для американцев. Вспомните их письма, их небесную доброту. Эта страна — рай земной. А Иосиф Сталин убил моего друга. Добрался бы и до меня, если бы я стоял у него на пути.
— Как скажете, мистер Шеперд. Я знаю, вам тяжело об этом вспоминать, особенно в августе. Неудивительно: не так-то легко смириться с тем, что у тебя на глазах убили человека.
Я подписал письмо и отдал его миссис Браун.
— В данном случае я хотел бы остаться в стороне. Доведись мне выбирать, я бы предпочел трусливо спасти свою шкуру.
— Все мы люди, — ответила она. — Такими уж нас создал Господь.
— Знавал я и храбрецов. Лев пережил смерть собственных детей, но все равно не сдался. И юноши вроде Шелдона Харта. Мне как-то сказали, что они намного больше меня любили жизнь, потому и стали революционерами. А кончили либо с проломленной головой, либо в яме с известью.
Миссис Браун стояла и слушала. Наверно, ждала счастливого конца.
— То, что мы называем историей, похоже на нож, рассекающий время. Мало у кого хватает сил выдержать его удар. Большинство даже близко не подойдет к лезвию. И я из таких. Борьба нам не по плечу.
— Бросьте. Вы сами упомянули о коробках писем, которые вам приходят. Люди признаются, что ваши книги их спасают. По-вашему, это ничего не стоит?
— Я их развлекаю. Помогаю на несколько часов забыть о семейных горестях, о тиране-начальнике. Но, когда они дочитают книгу, проблемы никуда не денутся. Я не спасаю жизни.
Уголки ее губ опустились.
— Ваша беда, мистер Шеперд, в том, что вы сами не знаете собственной силы.
Магазинчик на площади Пэк, торгующий газировкой, был увешан флажками гуще, чем вагон президентского поезда. Ромул не сводил восторженного взгляда со своего стаканчика пломбира с сиропом размером с бизона. Разрумянившаяся миссис Браун потягивала колу через соломинку.
— Вы должны трепетать от восторга, — заметила она. — Подумать только, голливудская картина!
— Вы повторяете это уже который раз. Трепещу я, трепещу.
— Да вы едва взглянули на экран! — возразила она. Голову миссис Браун украшал синий берет («Носите как хотите!»), который она надевает лишь по особым случаям. Как сегодня.
— Точно, — поддакнул Ромул.
— А ты вообще молчи. Где твоя мужская солидарность? Мы, мужчины, умеем скрывать свои чувства. В отличие от женщин.
Парнишка скосил глаза и тыльной стороной ладони вытер мороженое со щеки.
— Кстати, остается нерешенным один вопрос. Где мне найти агента?
— А мистер Линкольн написал, что это непременно нужно? Или что это желательно? Что именно он сказал?
— «Наймите кого-нибудь для заключения контракта на кинокартину». Он этого сделать не может: я должен сам договариваться с Голливудом. Поэтому обычно берут агента. Или юриста.
— У меня есть знакомые юристы. Работают в городской администрации. Правда, едва ли они смыслят в киноконтрактах.
— Еще мистер Линкольн советовал готовиться к натиску прессы. Журналисты будут нас преследовать.
Мимо прополз ярко-зеленый «кадиллак»; его узкое ветровое стекло с вертикальной перемычкой походило на близко посаженные глаза диковинного земноводного. Никогда им не сделать машину, которая сравнится с «родстером». Миссис Браун отвела нас в угол магазина, чтобы меня никто не заметил, но я все равно слышал, как две девицы перешептывались за прилавком: «Он. Точно он». — «Нет, не он».