После приветствия традиционно привели причёсанную статистику по выполненному государственному заданию, а также грандиозные планы на сезон текущий. Отмечены были и особые заслуги руководства. Копейкин, наряду со всеми присутствующими, терпеливо ждал освобождения от добровольно-принудительных уз. Однако в финальной части собрания под грифом «вопросы», которое всегда характеризовалось отсутствием какой бы то ни было активности среди слушателей, из зала последовало провокационное замечание о весьма приметном загаре Аллы Михайловны. Но Семеногова предвидела подобный вольтфас и привычно решила спрятаться за худощавое и невысокое тело Копейкина, затерявшегося позади всех сидящих.
– Когда мне было загорать? – заверещала она своим плоским голоском и по обыкновению прибавила «ой», – Почти весь отпуск с матерью в Иркутске провела. Вон пусть лучше наш Ростислав Вячеславович расскажет, где так загорел. Приехал как шоколад чёрный. Рассказывайте, где так загорели? – спросила Семеногова, повторив заветный порядок букв в имени и отчестве, словно заклинание, способное спрятать следы её семидневного круиза на доходы неизвестного происхождения.
– Да я особо, – начал было негромким голосом Копейкин и скукожился ещё сильнее в ожидании пытки.
– Ну-ка сядь поближе, неслышно ничего, – продолжала Семеногова в теперь уже совсем развязной манере, с претензией на юмористику. – Поглядите на него! Деловой такой! Главное, приехал самый загорелый и прячется там, как будто мы не видим.
Надо сказать, что переход на «ты» был в ходу у Семеноговой и осуществлялся сам собою в моменты перехвата инициативы. Копейкин, хоть и привыкший сносить фокусы директора на свой счёт, был ошеломлён столь беспардонной настойчивостью. Мучительная улыбка исказила его лицо.
– Да я чего, – вновь забормотал Копейкин.
– Ой, чего расчегокался, Ростик? – задорно продолжала жарить свою жертву Семеногова; казалось, будто она вот-вот начнёт похрюкивать от удовольствия. – Ты посмотри на него! В шортиках, как пионер. Отощал вон как за отпуск. Тебя жена что ль не кормила? Ну, рассказывай давай! Где был-то?
– В Антибе! – яростно выпалил Копейкин.
– Где-где? Это под Анапой, что ли?
– Под Ниццей. И под Каннами. Как раз между ними. На Лазурном берегу. Прованс. Французская ривьера.
Шёпот в зале как рукой сняло. Голову повернули даже самые говорливые. Вообще заморские слова имеют чрезвычайное воздействие на нашего обывателя. В особенности, слова заветные.
– А ты чего там делал-то? – растерянно спросила Семеногова, тем самым ещё сильнее усугубив ситуацию.
– К подруге ездил. У меня ж там подруга живёт, Эстель Дюран – Светка Бедокурова. В одной песочнице выросли. Как раз на мысе Гаруп у неё там домишко, недалеко от сада Тюре. Ну, как домишко – хорошая такая вилла, квадратов пятьсот, наверное, с регулярным парком, бассейном и винным погребом. Вообще у них городок замечательный: аккуратные домики с зелёными ставнями; улочки с брусчаткой; на каждом углу кофейни и брассери, с цветами и маркизами (это навесы такие). Вот там почему-то органично себя чувствуешь на какой-нибудь Феррари Портофино со сложенной крышей. Светка меня в аэропорту как раз на Феррари встречала. И давай по своим мишленовским ресторанам таскать. Что только не пробовал: и гребешки, и голотурии. А каких там лангустинов готовят! Мне даже неловко стало, что приехал и только жру без остановки. Ни достопримечательностей не видел, ни на пляже толком не был. Светка смекнула и говорит, что одно с другим легко совмещается, тут же кому-то набирает по телефону и начинает по-французски тарахтеть. Хотя в школе у неё по французскому всегда тройка с натягом была. Короче, приезжаем на следующее утро в марину. А у Светки там, оказывается, собственная яхточка болтается. Ну, как яхточка – нормальная такая посудина, футов семьдесят, наверное. Команда из трёх человек встречает нас на борту: капитан, помощник и повар (он же официант). Вышли мы, значит, из порта и двинулись в сторону Монако. А утром лёгкий бриз обволакивает всё тело, дышится очень легко. На завтрак – только фрукты и кофе с минералкой. Светка больше ничего не ест с утра – в форме себя держит. В общем, изголодался я до обеда. А на обед – салаты, сыры, крабы и мои любимые лангустины. А ещё в придачу – трёхлитровая бутылка Дом Периньона. И так хорошо нам зашло сухое розовое под лангустины, что мы и давай его со Светкой хлестать! Она-то по молодости и не столько в себя вливала. Так всю бутыль и высадили. В общем, разморило меня. И ладно бы пойти в каюту поспать, так ведь нет же: кой чёрт дёрнул на флайбридж подняться! Ну, вырубило меня там, на диване. Так и пролежал под солнцем до самого вечера, пока обратно в порт не вернулись. Поджарило, конечно, основательно. Но в целом загар лёг очень хорошо.