— Красиво, — сказала Кристи, все так же улыбаясь.
— Голуб, давайте вслух. Проговаривайте алгоритм. Вербализуйте его, раз не можете мысленно.
— Раппорт, — сказала я, и Чесноков кивнул. — Подстраиваемся под акцептора, дыхание, поза, сердцебиение…
— Та-ак. Это вы знаете.
— Теперь определяем оптимальную тактику подавления. Поглощение, отражение или рассеивание.
— Да, хорошо. Что бы вы выбрали для мортала такой категории и такого воздействия?
Я задумалась всего на мгновение.
— Поглощение.
— Почему не отражение?
— Я сотру ей память, отразив поток.
— Рассеивание?
— Она сотрет мне несколько фрагментов вместо одного. Микроамнезия.
— Та-ак. Что даст поглощение?
— Я переведу ее частицы в свои волны и этим усилю свой блок. Чем сильнее будет ее воздействие, тем сильнее будет моя блокировка.
— Ловите мышей, Голуб. — Это было любимое директорское выражение, едва ли не высшая похвала в его устах. — Но это все пока только слова. Пробуйте.
— Извини, — одним губами прошептала Кристи.
***
— Ну что же, Голуб, я надеюсь, вам было не скучно. — Кристи отпустила мою руку, и я поморгала, не понимая, где нахожусь и какой сегодня день. — Пучкова, верните ей память.
Мгновение — и короткий укол иголкой, проткнувший мой экран с легкостью настоящей иглы, прокалывающей ткань, предстал передо мной после того, как Кристи вернула мне воспоминание.
— Извини, — сказала она еще раз.
Мы уселись обратно, я все еще была немного дезориентирована.
— Это было легко? — спросила ее.
Кристи кивнула.
— Очень. Ты даже как будто не сопротивлялась. Я тронула тебя совсем чуть-чуть, только пару последних дней стерла.
— Черт. — Я думала, что избиение младенца — это раппорт с Чесноковым. Кристи сделала меня одним пальцем.
— Та-ак, есть еще желающие сдать зачет?
Был еще один, но его Чесноков уложил на лопатки так же легко, как Кристи — меня.
— Ну, хватит пока развлечений, — сказал он, когда прозвенел звонок. — Я думаю, вы все поняли свой уровень сегодня, и не будете больше так сильно скучать, слушая, как преподаватель объясняет тему.
Да уж, мне было, над чем подумать.
Эйфория первых недель прошла так быстро. Я ехала сюда, потому что оказалась не такой как все, но здесь, в «Ланиакее» все были не такими, и это давило и заставляло постоянно оглядываться назад — есть ли там, позади, кто-то еще, или это я, Фаина Голуб, плетусь в хвосте марафона. Пока я, правда, держалась где-то посредине. Кристи летела как пароход в фарватере, и нам оставалось только глотать брызги из-под ее винтов.
— Ты демотивируешь, — сказала я ей, когда мы ехали домой. Нас поселили вместе в одном из домов неподалеку, которые «Ланиакея» снимала для своих студентов. Совсем рядом, две остановки на метро.
Она хихикнула, словно рассыпая вокруг золотистые колокольчики.
— Да прямо так уж и демотивирую. Фай, у тебя все бы вышло отлично, будь чуть больше практики. Я же знала, как ты будешь действовать. Ты транслировала, говорила, ты задействовала все каналы. Не смогла сосредоточиться. Когда научишься контролю, будет легче.
И Кристи оказалась права. После сдачи первого в триместре зачета по контролю способностей нам официально повысили категории до шестых, и в моем паспорте психопрактика появилась новая печать. «Телепатия, кат. 6». Красная. Седьмая категория вносилась черным, но насколько я знала, «семерок» среди нас не было. Или были, но пока скрывались, чтобы раскрыться окончательно на втором году обучения.
Я по-прежнему уставала так, что приходила и падала в постель, как в черную прорубь, но упрямо приближалось лето, а с ним приближались лекции Вагнера, которые я предчувствовала не хуже Рафа — заранее осознавая, что буду в его присутствии неуклюжа, нема и тупа, в общем, останусь собой.
Как там говорилось? Мой личный сорт героина? Кажется, зря я так скептически относилась к «Сумеркам». Перечитав книгу, я поняла, что Майер, скорее всего, знала об импринтинге не понаслышке, даже если и пыталась замаскировать его фантазией.