В аудитории было тихо.
Когда вошел Вагнер, стало еще тише.
Конечно, Кристи знала о том, что он — мой импринт, ведь она проводила со мной семь дней в неделю. Она прикасалась ко мне — никто из преподавателей и студентов этого не делал, ведь все знали, что я — контактник и себя не контролирую, а значит, лезть в мою голову было не очень-то этично. Уж насчет этики здесь было четко — о Совете этики при Министерстве, который зорко следил за тем, что, как и сколько раз мы делаем, говорили шепотом и с благоговением.
Я старалась не скрывать от однокурсников мысли той Фаины, которая думала только об учебе. Заставка сияла где-то в глубине, а чаще всего ее просто не было — я слишком уставала, чтобы что-то мастерить в ответ на очередное «та-ак, телепаты». Пусть видят мои размышления о Чеснокове и восхищение Кристи.
Теперь, обладая контролем, я чувствовала себя намного увереннее. Мы все еще утром подписали соглашение о запрете на использование способностей в целях, противоречащих Кодексу «Ланиакеи», и теперь я точно знала, что без моего разрешения никто в мою голову не залезет. Школьные психодиагностики, умеющие определять присутствие способности и выявлять таким образом нарушителей, четко следили за тем, чтобы Кодекс соблюдался.
— Всем доброе утро. Меня зовут Денис Николаевич Вагнер, я буду вести у вас мортальные воздействия высшего порядка, — начал он, скользнув по аудитории взглядом. — Вижу знакомые лица. Голуб, Пучкова. Зайдете ко мне после занятий.
Я надеялась, что не свечусь сейчас пятисотваттной лампочкой, но на всякий случай уткнулась в тетрадь — ноутбуки в помещении, полном психопрактиков, были запрещены.
Я очень тщательно написала сегодняшнюю дату и украсила ее завитушками, краем уха слушая перекличку и даже отметив, что нас с Кристи Вагнер пропустил.
Мы начали с психофизиологии смертельных взаимодействий. Что происходит в мозге, когда на него воздействует мортальная волна, что происходит в голове у самого мортала. Теория была нам известна, психоскопические исследования позволяли дополнить ее практикой. После короткого опроса Вагнер попросил эмпатов оценить свои возможности и, если есть желание — выйти. То, что должно было последовать потом, могло им навредить.
Я бы тоже вышла, если бы могла.
В аудитории был проектор, и на экране вскоре возникло то, что мы бы вряд ли увидели где-нибудь кроме «Ланиакеи» — та самая запись, первая запись первого применения способностей еще тогда никому не известным морталом по имени Денис Вагнер.
Это не было видеосъемкой — это была уже знакомая мне психоскопия. Визуальный канал, слуховой, кинетический. Буквы ползли по экрану беззвучно, дополняя картинку — обычный летний день, белокурые мальчик и девочка, играющие во дворе дома, и мысли ни о чем не подозревающего человека, который с любопытством и интересом ожидает того, что будет.
Я знала, что произойдет — все мы знали, потому что уже слышали от старшего курса об этой записи и о том, что случится, и это была своеобразная шоковая терапия для тех, кто считал, что смертельные способности — это игра, в которую так весело поиграть.
Слуховой канал вспыхнул, когда врач-психоскоп дала стимуляцию. Сейчас это было запрещено, но тогда вспышки вызывали намеренно, считая, что это поможет вернее определить категорию способностей и даже обрести контроль.
«Денис, сейчас вы почувствуете умеренную боль. Химическое вещество будет раздражать нервную систему и позволит клеткам более свободно генерировать частицы и волны», — бесстрастно оповестили субтитры.
Кристи вцепилась в мою руку, я сжала ее, борясь с желанием закрыть глаза, хотя сам Вагнер смотрел на происходящее так, словно это его не касалось.
Все мое существо устремилось к нему с обреченной отчаянностью, хоть я и знала, что он не услышит моих мыслей — не сейчас, когда мы все были как переполненные до отказа резервуары предчувствия и страха.
Не смотри. Не надо. Ну не смотри же, прошу, Денис. Не смотри, не смотри…
Но он словно хотел видеть, что будет.
В следующую секунду все экраны почернели — разом, словно кто-то выключил запись, хотя я видела, что бегунок на экране не дошел до ее конца. Через несколько секунд запись замерла на «стоп».