Я с трудом заставила себя отвести глаза, пока это не стало неприличным.
— Пожалуйста.
Я вышла из кабинета — как будто совсем другой человек! — и почти полетела по холлу, оглядываясь в поисках Кристи. Ее нигде не было, а это значило, что она могла быть только в одном месте.
Там я ее и нашла. В женском туалете, сидящую на подоконнике и глядящую в никуда, пока по ее прекрасному лицу катились слезы.
Глава 4
Мне бы хотелось думать, что я у Вагнера одна такая умница, но… увы, это было не так. Всего на потоке нас было шестьдесят пять человек: пять морталов, включая Кристи, двадцать сенсоров, то есть тех, кто мог принимать и посылать ощущения, двадцать три кинетика, обладающих способностью воздействовать на физические среды и объекты, и семнадцать дуалов, как я, с изначально равными кинетическими и сенсорными возможностями.
К концу первого триместра из нас выделили шестерых антиперцепторов.
Если я думала, что ад был до этого, то стоило подумать еще. Поскольку Вагнера ждали какие-то дела, расписание переменили, и Чесноков буквально озверел на своих практиках, заставляя нас отрабатывать раппорт и блок снова и снова, чтобы провести зачет уже в конце недели, в субботу, как раз перед моим первым практическим занятием по «защите от темных искусств».
Кристи с ужасом заглянула в мое расписание, показала не менее ужасное свое.
— Вагнер, Аткинсон, Вагнер, Аткинсон, Аткинсон. Меня не готовили к таким нагрузкам!
— Тебе хотя бы не нужно сдавать зачет по блокировке, — сказала я, но это ее мало утешило.
Чесноков выходил из себя медленно, но когда выходил, лучше было его не трогать. В «психушке» для практик не было окон, а дверь закрывалась изнутри, и иногда нам становилось очень не по себе от воздействий, которые летали вокруг. А еще оттого, что успехов, в общем-то, не делал никто.
— Голуб, это не блокировка, это игра в гляделки! Мартынов, пока вы развернете вашу тяжелую артиллерию, от вас уже ничего не останется. Та-ак, антиперцепторы! Начинаем снова, вербализуйте этапы, проговаривайте вслух.
— Раппорт… — послушно заводили мы.
— В условиях, когда вы не будете знать, с чем или с кем имеете дело, транс должен быть мгновенным. Включайтесь сразу. Работаем на рассеивание, смотрим на меня.
Радиоприемник в голове начинал греметь мыслями Чеснокова, забивая наши собственные, сбивая с толку, мешая мыслить. Звук становился все громче и громче, и спустя минуту от этих воплей начинала болеть голова. Ощущение было — словно кто-то надел на меня наушники и врубил тяжелый рок. Но это была еще только четвертая категория, это был блок, который мы должны были ставить с легкостью «привет, как дела», попутно наливая утренний кофе и читая газету.
Я не представляла, как буду работать с «пятеркой» и выше.
— Классификация психопрактических способностей, параграф первый, — гремел Чесноков. — Классификация строится на различии генерируемых клетками Телле частиц-волн. Поток частиц позволяет воздействовать на окружающую среду и изменять ее. Это кинетические способности. Поток волн позволяет ощущать и создавать ощущения. Это сенсорные способности…
Тишина наступала неожиданно. Чесноков оглядывался на стоящего рядом психодиагностика, и та качала головой, давая понять, что не ощутила блока.
— Не справился никто. Снова. Вербализуем!
— Раппорт… — начинали мы.
И так до бесконечности. К концу недели слово «вербализуем» я ненавидела. Но Чесноков не зря был директором и не зря он муштровал нас так, что и его мы к концу недели ненавидели. В какой-то миг усталость и раздражение взяли свое. Мы перестали подстраиваться, перестали выпендриваться перед другими и самими собой, нам просто хотелось, чтобы его мысленное радио заткнулось.
И у нас начало получаться.
В пятницу практически одновременно я и Нестор Левин, обладатель шестой категории биолокации, поставили блоки. Чесноков был доволен как слон, но уйти пораньше нам не разрешил. Мы работали до тех пор, пока вся группа не смогла добиться результата. Видимо, наш с Нестором пример вдохновил и остальных — к вечеру пятницы мы каждый смогли блокировать Чеснокова хоть раз.
Меня и Нестора он заставил проделать все трижды, используя сначала поглощение — его мысленная волна превратилась в моей голове в электрическую, и на заставку-город хлынул настоящий ливень с громом и молнией; потом отражение — серебристое зеркало цвета вагнеровских глаз, тут все было просто; и наконец, рассеивание, когда зеркало разлетелось на куски, и в каждом из них вопил тоненьким голоском микроскопический директор.