И почему он не работает с антиперцепторами? Да мы бы бегом бежали к нему на практику.
Второе занятие прошло на «ура». Я ждала третьего и уже верила в себя, и даже почти не удивилась, когда зашла в «психушку» и увидела, что сегодня там много народу: Аткинсон, Калина и два блокиратора — один, Владимир Васильевич Левин, старший преподаватель нашего курса, чтобы защитить меня, второй, некто Ковров — самого Калину. Как сказал Аткинсон «Андрей — мортал, но не immortal» (прим. — с англ. «бессмертный»). Если бы я отразила воздействие, ему бы пришлось несладко.
После короткого опроса мы разошлись по местам, и по команде Аткинсона Калина ударил. Раппорт я установила мгновенно. Поток частиц врезался в экран — он становился все больше и больше, заставка была все массивнее и массивнее и все крепче, — и люди в городе подняли головы, наблюдая, как ночное небо прорезают метеориты. Они сгорели, не долетев до земли.
Еще удар — снова поглощение.
И еще. И еще. И еще, пока Аткинсон не остановил нас, подняв руку.
Нормальная сторона его лица улыбалась, делая общее выражение жутковатым.
— Спасибо, Андрей. Очень хорошо, Фаина. После перерыва вы останетесь вдвоем и поработаете над отражением. Антиперцепторы останутся с вами, а я понаблюдаю с той стороны.
Только это, наверное, и спасло нас.
Глава 6
В человеческом мозге восемь миллиардов нейронов, каждому из которых можно причинить боль. Двенадцать пар черепно-мозговых нервов выходят из мозга к разным органам — и им тоже можно причинить боль. Спинной мозг состоит из тридцати одного сегмента, от каждого из которых отходит по паре спинномозговых нервов — и им тоже можно причинить боль. А еще есть вегетативная нервная система. И да, ей тоже можно причинить боль.
Морталы вроде Вагнера и Калины этим и занимались. Они действовали напрямую на нервную систему, заставляя ее болеть и иногда так сильно, что вслед за болью наступала смерть. Мозг просто не выдерживал и перегорал, как перегорает от перепада напряжения воткнутый в розетку утюг.
Финиш, баста, конец. Просто безграничные возможности, если так посмотреть.
Вот только легко сказать — убей. Легко отдать команду, зная, что это не ты будешь нажимать на ментальную красную кнопку и не тебе в конечном итоге жить, зная, как выглядят в смерти глаза человека, которого ты лишил жизни.
В первый раз Вагнер применил свои способности неосознанно, но факт от этого не перестал быть фактом — он сделал это, сотворил то, что нельзя исправить. В него тогда вцепились обеими руками и ногами — все, начиная от ФСБ и заканчивая международными организациями по борьбе с терроризмом — но не затем, чтобы наказать или посочувствовать, нет.
Парень может убивать мыслью, так давайте же сделаем его нашим карманным киллером! Пусть убивает террористов, ну а что, он же умеет. А еще можно доверить ему проведение смертной казни, чего же пропадать таланту? Кстати, где-то идет война, пусть едет туда, помогает нашим ребятам. Ему даже оружие не нужно — он сам это оружие. Пусть работает! Умеет же. Может. А закон? Ну, мы разрешим ему это делать безнаказанно, ведь только страх наказания обычно и удерживает людей от преступления закона, правда?
Никто не считался с его желаниями. Государство заполучило в лице первого мортала смертельное оружие с невиданным потенциалом и приготовилось потрясать им, запугивая соседей. И кое-кто страшно расстроился, когда Вагнер отклонил одно предложение за другим — походя отмахиваясь от шести-, семи-, а может, даже и восьмизначных гонораров.
А потом в Америке появился Аткинсон, а вместе с ним — движение за права психопрактиков, которое в России очень долго существовало только на уровне Зеленодольска и прочих мелких городков. И мир словно опомнился.
«Мортус» значит смерть, но смерть не обязательно предполагала гибель всего организма.
Да, телекинетики-морталы вызывали смещение внутренних органов, выдергивали из них нервы и сосуды, вызывая внутренние кровотечения и травмы, несовместимые с жизнью.
Да, суггестивы внушали человеку мысли о самоубийстве, настолько сильные, что они оказывались сильнее инстинкта самосохранения.
Но Аткинсон убивал кору мозга, фактически превращая человека в овощ — и сохранял жизнь.