Владимир Васильевич отдал нам расписание, и я даже успела проглядеть его на месте. Список тем и дисциплин впечатлял. Отражение у нас даже еще толком не начиналось, а уж о том, чтобы блокировать огонь и электрический разряд — так называемую «физику» — мы вообще не думали.
Это была «вышка», с которой я и Нестор, похоже, будем работать уже в этом году, тогда как остальные — только на следующий.
— Итак, что скажете, ребята? Готовы к трудностям? — спросил Владимир Васильевич, и мы синхронно кивнули. — Ну и молодцы. Другого не ждал.
Но это было не все. До конца августа я и Нестор должны были подать Денису Николаевичу Вагнеру, доктору психопрактических наук и тэ пэ и тэ дэ, предложения по индивидуальным практикам — то есть по тем предметам, которые мы хотели бы включить в курс помимо уже имеющихся. Нестору, конечно же, нужна была биолокация, а я надеялась на телекинез, но, поглядев в расписание, засомневалась в том, что его куда-то удастся втиснуть.
Разве что после полуночи. Разве что до восьми утра.
И почему у нас все еще не изобретены маховики времени? Мне бы очень помогло.
— Фаина, а вам ту видеозапись из «психушки»-то показали? — по-свойски спросил Владимир Васильевич, пока мы читали. — Впечатлились нашим фильмом?
— Петр Петрович дал мне посмотреть. — Я замялась, не зная, говорить или нет, но все же озвучила. — Они хотели, чтобы я разрешила использование материала в качестве учебного. Я отказалась.
Этот разговор я не хотела вспоминать. Чесноков и юрисконсульт школы, женщина по имени Лариса и по фамилии Боец — для юриста самое то, — буквально зажали меня в угол в директорском кабинете вчера вечером после лекций и сначала требовали, а потом упрашивали поставить подпись в согласии на использование персональных данных.
«Вы войдете в историю школы, Голуб! — вещал директор. — Ваш пример будут разбирать на уроках, вас будут знать все. Подумайте, такой шанс не каждому выпадает, вы должны им воспользоваться!»
Но я посмотрела видео, которое сняли камеры наблюдения… и это было ужасно.
Во-первых, я на записи выглядела какой-то потерянной. Словно заглянула в «психушку» случайно, а меня вдруг поставили перед Калиной и сказали: «как мило, что ты зашла, а теперь давай блокируй... И, кстати, это пятая категория».
Во-вторых, после того, как Андрей применил способность, я и Левин просто рухнули на пол... и падение было далеко не грациозным. Проще говоря, мы свалились, как сбитые шаром для боулинга кегли — то еще зрелище.
Ну, и в-третьих — а куда же без «в-третьих»? — когда Вагнер перевернул меня на спину и взял за руку, чтобы нащупать пульс, я выглядела как мертвец. Расширенные зрачки, лицо, которое на черно-белой записи казалось каким-то тестообразным и неживым... чистый труп.
Нет уж, в таком виде частью истории школы я становиться не хотела. Уговоры не помогли, и согласие подписывать я не стала.
— Ничего страшного, Фаина, вас никто не заставляет. Я тоже отказался, — сказал Владимир Васильевич, и мне стало чуточку легче. Уж если он не захотел, я тем более не обязана.
Прозвенел звонок, и мы поднялись. Нестор вышел первым, а я замешкалась, убирая в папку расписание, и Владимир Васильевич, словно немного поколебавшись, все-таки окликнул меня снова.
— Фаина, Денис Николаевич попросил меня узнать...
И я едва не выронила папку, когда хор И. Пальцевского завел новую арию о прикосновениях.
Вагнера сегодня не было в школе: его и Аткинсона всю неделю по очереди приглашали, а, по сути, вызывали в Совет по этике применения способностей при Министерстве из-за того, что случилось с Калиной, и я догадывалась, что только поэтому новость нам сообщает не он, а Левин.
И все же он словно постоянно и незримо присутствовал везде, где бы я ни была, куда бы я ни пошла и что бы я ни делала. Все последние четыре дня. Еще больше, чем раньше, еще сильнее из-за контакта, который во имя сохранности собственного психического здоровья я не должна была повторять.
Да что там, фамилия-то его с Кодекса «Ланиакеи» никуда не делась. Авторы: П. Э. Красников, Д. Н. Вагнер, С. А. Вельский. Господи, почему его так много?
— Что вы решили с воспоминанием? — Я очнулась, когда Владимир Васильевич продолжил. — Оставите или сотрете?