Мортальный транс, успела подумать я, когда поток ударил в нас, и общий экран поглотил его, пойдя крупной рябью.
Эта нежная девочка могла стереть нас к такой-то бабушке одним взглядом.
Я снимала блок после каждого удара и снова ставила, когда чувствовала готовность к атаке. Но мы с Кристи жили вместе и проводили вместе очень много времени, и я знала, как она дышит и как выглядит, когда расслаблена или сосредоточена. А другие нет. И один из нас, изрядно похудевший за прошедший месяц Вадим Мартынов, все никак не мог отвести от нее глаз и применить поглощение — и получал бы раз за разом амнезию, если бы не стоящий на страже Левин-старший.
— Мартынов, Пучкова, — сказал Вагнер, когда мы каждый, кроме Вадима, блокировали ее по нескольку раз. — Только вдвоем. Остальные — перерыв десять минут.
— Похоже, запечатлелся наш Вадик, — высказался Нестор уже на улице, куда мы вышли развеяться. У сенсоров была практика по телепатии, и мы смешались с их толпой. — Давай, Мартын, не подведи, я хочу попасть домой до полуночи.
— Бедный Вадим, — сказал кто-то из сенсоров. — Не повезло ему, если так. Все же знают, что Пучкова сохнет по Аткинсону.
«Так это правда?», «Ты хочешь сказать, он ее импринт?» — раздалось вокруг, но сенсоры тут же зашикали друг на друга, заметив меня. Меня же обдало жаром. Если влюбленность Кристи так очевидна, то что со мной? Я сунула руки в карманы, с трудом удерживаясь от желания выставить заставку, пока взгляды скользили по моему лицу.
У Вадима с Кристи так и не срослось. Остальные сработали на «отлично» и получили высокие оценки, в том числе и я, и по-хорошему МВ на сегодня у нас была последней практикой, вот только из-за телекинеза мне пришлось задержаться. Я попросила у психодиагностиков разрешения и еще утром взяла ключи от большой «психушки», где должна была поработать с целями в компании еще троих отстающих.
Перспектива пересдачи все еще была для нас реальной. Провала я, ясное дело, допустить не могла, так что мы кидали друг в друга мячиками до посинения, отрабатывая множественные цели, и за окном уже стало совсем темно, когда наконец я решила, что на сегодня хватит. Мне еще предстояло выучить двадцать страниц на практику у Джека Аткинсона, да и отдохнуть бы немного не помешало.
Практики уже сливались в одну. Что будет дальше?
Большая «психушка» находилась в дальнем конце здания, так что я спустилась по другой лестнице и пошла к выходу мимо общей преподавательской, которая, к моему удивлению, несмотря на поздний час, оказалась не пуста. Я услышала голос Вагнера, следом — чесноковский и голос Шамсудиновой.
Что она, прописалась в «Ланиакее» что ли? Откуда такое рвение?
Я помимо воли замедлила шаг, зная, что в кроссовках ступаю совершенно бесшумно, и преподаватели точно не услышат, если только не решат прочитать мысли. Я не хотела подслушивать… но прозвучало мое имя, и неосознанно я замерла на месте.
— Ну, тогда вернемся к вашей Голуб, — сказал Чесноков, очевидно обращаясь к Вагнеру и, очевидно, не в первый раз. — Денис Николаевич, ну вы ж сами понимаете все лучше меня. Нам на самом деле больше некого послать на слет кроме тех, что уже идут, а трое — это мало. «Ланиакея» всегда направляла минимум четверых. Калина нас здорово подкосил в этом году, черт бы побрал эту Филатову. Среди сенсоров так вообще все ровнее ровного уже несколько потоков. Никого выдающегося.
— Ну и пусть идут втроем, — сказал Вагнер. — Левин, Листьева, Пучкова. Голуб там ни к чему, Петр Петрович. Я уже сказал вам, что не вижу смысла в ее присутствии.
Ноги у меня при этих словах словно примерзли к полу, и как я ни убеждала себя, что надо сдвинуться с места и уйти, чтобы не слушать того, что предназначалось явно не для моих ушей, сделать я этого не могла.
— На моих практиках Фаина Голуб упорно работает, этого не отнять, — поделилась Шамсудинова, но ее неожиданная похвала меня только разозлила. Тоже мне, защитница нашлась. — Но, к сожалению, я тоже в ней никакого таланта не вижу.