Темнокожий человек что-то говорит. Лапочка не прислушивается к его речи, к тому же говорит он по-английски, а Лапочка только учит этот язык.
Дождь стучит в окно. На деревьях гнутся ветки.
От скуки Лапочка все же начинает слушать темнокожего человека, подумав, что так она потренируется в английском.
Человек говорит так:
— …I am back today to say that we have begun the difficult work of keeping that promise. We have begun the essential work of keeping the American dream alive in our time…
Из всего, что говорит темнокожий человек, Лапочка понимает только два слова.
— Ах… Американ дрим, — вздыхает Лапочка и снова смотрит в окно.
Темнокожий человек, тем временем не замолкает:
— ….I want to officially welcome the South African delegation to this nuclear summit and thank President Zuma for his extraordinary leadership.
Лапочка понимает слово «Африка».
— Из Африки, бедненький, — грустно говорит Лапочка мишке.
— Из Африки, Лапочка, — отвечает Лапочка сама себе тоненьким голоском от лица мишки. — Худенький, голодает, наверное. И хочет жить в американ дрим!
— Бедняжка, — поддерживает мишку Лапочка и чуть не плачет.
На экране тем временем темнокожий мужчина сменяется другим кадром. Теперь Лапочка видит желтую пустыню. На песке сидят голодные вздувшиеся дети и смотрят на Лапочку.
— Господи… — по щекам Лапочки текут слезы.
Мы уже знаем, что Лапочка очень чувствительная девочка. Она всегда принимает близко к сердцу чужое горе и не может спокойно смотреть на страдания людей.
Утирая слезы, Лапочка берет мобильный телефон и набирает номер Мари.
— Алло, Мари? — дрожащим голосом спрашивает Лапочка, словно звонит совсем даже не мари.
— Да, Лапочка, это я, — отвечает Мари. — Почему ты плачешь?
— Мари, это ужасно… — захлебывается слезами Лапочка. Она неотрывно смотрит на экран, где продолжают показывать голодающих. — По телевизору показывают такие страшные вещи…
— Да, Лапочка, — говорит Мари. — Полностью согласна с тобой. Первый показ на Неделе моды — просто отстой.
«Господи, — думает Лапочка. — Ну почему некоторым людям бог не дал мозгов? Ну нельзя же на свете быть безмозглой такой!».
— Я не о том, Мари… — более собрано отвечает Лапочка. — У меня Fashion-TV вообще сейчас не работает.
— Как же так… — охает Мари. — Что ж ты тогда смотришь, Лапочка?
«Да, тяжело дуре на свете живется, — размышляет Лапочка».
Ей больше не хочется говорить с этой тупой Мари. Она ее все равно не поймет. Лапочка — тонкая чувственная натура. Она способна. А Мари — нет.
— Ладно, Мари, — говорит Лапочка. — Пока.
— Пока, Лапочка, — растерянно отвечает Мари.
Лапочка продолжает смотреть телевизор. Она усаживается поудобнее, подгибает ноги под себя, берет мишку и прижимает его к груди. Дождь за окном усиливается. Ветер гудит. Капли прямо бьются в стекло. Свет в комнате мигает на одну секунду.
Изображения голодных детей сменяются вновь темнокожим мужчиной. Теперь Лапочка присматривается к нему повнимательнее.
«Вроде, не такой уж и страшненький, как на первый взгляд показался, — думает Лапочка. — Даже симпатичный немного. Худенький только очень. Ну так это понятно. У них, наверное, только политики и прочие серьезные люди вроде папочки, получают еду. А остальные умирают с голода. Этому мужичку еще повезло… Хотя, наверное, в детстве тоже голодал очень. Это же заметно…».
От таких переживаний и потрясений Лапочке хочется есть. Она встает с дивана и бежит по холодному полу на кухню. На Лапочке коротенький халатик, а на ножках — коротенькие розовые носочки.
Лапочка открывает холодильник и достает оттуда продукты. Лапочка всегда на диете. Она ест все обезжиренное.
Поев немножко, Лапочка возвращается к телевизору и делает звук погромче, чтобы попытаться понять, о чем говорит этот несчастный темнокожий мужчина из Африки с такими голодными глазами.
В телевизоре говорят:
— …After four years in New York City, Barack Obama moved to Chicago, where he was hired as director of the Developing Communities Project…
Лапочка внимательно слушает. Она переводит, как может — текст весьма прост:
— Так, после четырех лет в Нью-Йорке этот мужичок переехал в Чикаго… — вслух говорит Лапочка. — Значит, выбился в люди, поднялся. Имя-то у него какое чудное: Баракабама. Или это фамилия? Да, наверное, фамилия…
— Ты такая умная, Лапочка, — пищит Лапочка и чуть трясет мишуткой, как будто это он говорит и немножко двигается.
— Ну да… — тянет с улыбкой Лапочка. Но быстро перестает улыбаться, вспомнив, что она сейчас очень расстроена.