— Поняла, — заливаясь слезами, ответила Мари.
— И для дочки его тоже, кстати, — добавил второй.
И они ушли.
Мари тут же позвонила папику, то есть папочке, он приехал, отвез ее в больницу и еще сразу позвонил Лапочке.
— Вот так все, Лапочка, — парочка виновато смотрит на Лапочку.
Лапочка стоит как статуя. Словно она окаменела, как та девушка Зоя в Самаре в тысяча девятьсот пятьдесят шестом году. Ну, лапочка про ту Зою ничего не знает, но все равно, похоже.
И вот Лапочка стоит, и мысли ее текут как-то медленно. Неохотно как-то текут. В голове все одна мысль блуждает, но пристать ни к какому причалу в виде умозаключения не может. Лапочка все повторяет и повторяет про себя:
«И для дочки его тоже, кстати».
Лапочка смотрит на папочку, но видит перед собой лишь какой-то туман. Он такой плотный, что разглядеть за ним совершенно ничего нельзя.
— Пойдем к Мари, — говорит папочка.
— Да, — машинально отвечает Лапочка и идет за папочкой.
И вот они в палате Мари. Палата у Мари отдельная. Мари лежит одна на довольно широкой кровати. Белье все белоснежное. Рядом с Мари стоит капельница и ящик с какими-то приборами. Но никаких проводков к Мари вроде как не тянется. Вообще все похоже на американское кино.
Мари открывает глаза и смотрит на вошедших. Она улыбается и говорит:
— Привет, Лапочка! Как же я рада тебя видеть!
У Лапочки как пелена с глаз спадает. Она чувствует, что по щекам у нее градом текут слезы. Она подходит к Мари и обнимает ее.
— Привет, Мари, — захлебываясь слезами, говорит Лапочка.
Теперь Лапочка стоит возле кровати Мари, обнимает ее и плачет. Чуть позади стоят папочка и Юра.
— Что же теперь будет? — никак не может успокоиться Лапочка.
— Не волнуйся, Лапочка, — говорит Мари. — Все образуется. Все будет хорошо.
— Ты думаешь? — спрашивает Лапочка и оборачивается на папочку и Юру.
Папочка и сам стоит как окаменевший. Он весь бледный и растерянный. Вид у него, по правде сказать, очень жалкий. А Юра чуть заметно кивает Лапочке.
Это Юрино спокойствие Лапочку обнадеживает. Лапочка думает:
«Как же мне повезло, что я его встретила».
Тут папочка с Юрой выходят в коридор, а Лапочка с Мари остаются в палате. Возникает какая-то неловкость. Лапочка смотрит на Мари. Мари смотрит на Лапочку. Лапочка видит, что Мари смотрит на нее прямо так искренне, что плакать еще больше хочется. Лапочка старается тоже смотреть на Мари искренне. И вдруг Мари говорит:
— Лапочка, давай поговорим.
— Давай, — соглашается Лапочка, пытаясь сообразить, куда это Мари клонит.
— Лапочка, — говорит Мари. — Мы с тобой уже давно дружим. И вот возникла такая ситуация. Мне немного неудобно перед тобой, за то, что я с твоим отцом…
— Да ну что ты, Мари! — машет на Мари руками Лапочка. — Это уж точно не мое дело. Все люди взрослые.
— Спасибо, что ты к этому так относишься, Лапочка, — улыбается Мари. — Мне кажется, что я и правда его люблю. Я понимаю, что это глупо и вообще, у него скоро жена родит, но ничего не могу с собой поделать…
Лапочка внимательно слушает Мари. Ей все кажется, что в этом разговоре какой-то подвох. Ну, то есть, вообще, Лапочка и Мари дружат уже много лет, но вот такой разговор у них впервые. Поэтому обеим вроде как немного неловко. Лапочке-то точно.
Не то, чтобы Лапочка не любила откровенность. Нет, но у нее определенные принципы. Лапочка не считает нужным быть откровенной с подругами. Лапочка считает, что, по большому счету, все бабы — суки. И что дружить с ними нельзя. А если еще точнее, то Лапочка считает, что дружба — это удел простых людей.
Вот у мамы много каких-то подруг. Со школы, из института, со старой работы там и все такое. Когда папочка стал богатым, он вот как-то перестал общаться со всеми своими простыми старыми друзьями. А мам не перестала. Лапочку это всегда раздражало, и было самым ярким примером той самой простоты, которую она презирает всем сердцем.
— Так вот, — продолжает тем временем Мари, — Лапочка, я хочу верить, что ты мне самая настоящая подруга. Что мы с тобой никогда не поссоримся и не поругаемся, чтобы ни случилось. Знаешь, я вспоминаю ту историю в кафе…
— Это какую? — делает вид, что не помнит, Лапочка.
— Ну, когда я пришла, а вы сидели с Настей, — уточняет Мари. — Так вот, мне показалось тогда, что ты это вроде как специально сделал, чтобы меня обидеть…
— Ну что ты, Мари! — вспыхивает Лапочка. — Как ты могла подумать? Нет!
И тут Лапочке становится ужасно стыдно. Она даже не понимает, что именно с ней происходит. Внутри у Лапочки что-то будто переламывается. Она смотрит на Мари и понимает, что врать ей сейчас нельзя. Почему нельзя, Лапочка не знает. Она не может для себя этого объяснить. Нельзя и все. Может, потому что Мари сейчас так беспомощна. Может, потому, что так искренна. Короче, Лапочка говорит так: