И тут словно прозвучал будильник под названием «обычная рядовая невезучесть Зорина». В роли будильника, правда, выступил телефон. Я тяжело вздохнул, увидев на дисплее имя. Первой мыслью было сбросить. Однако я вспомнил, что если звонит Рыкалова, значит, что-то случилось, поэтому нажал на «принять».
— Светлана, только очень быстро.
— Хорошо, Матвей, — мгновенно перестроилась она. — Если коротко, у нас проблемы. На нас наехали и пытаются отжать бизнес.
— Светлана, я, если честно, не понимаю, чем могу здесь помочь. Может, поднять связи вашего мужа?
— Нет, он не поможет. Это… из ваших.
— Из каких наших? — удивился я, глядя, как тверские уже направляются к воротам.
— Рубежников. Он так и сказал, что будет говорить только с тем, кто поставляет мне ингредиенты.
— Да блин, как не вовремя. И чего он хочет?
— Встретиться. Дал координаты. Это в Питере. Вы же там?
— Нет, у меня тут Выборге суд.
— Какой суд⁈ — встревожилась Рыкалова. — Надеюсь, не уголовка? Если что, у меня есть хороший адвокат.
— Нет, это по моим, как вы выразились, делам. Скидывайте координаты рубежника, я поговорю.
Я отключился, не сбавляя ход. И наконец-то нагнал Трепова. Тот обернулся, по-прежнему сохраняя на своем лице подобие улыбки. Которое я тут же стер. Потому что замечательно поработал над легендой. Ну, с каждым же бывает, что ты спотыкаешься и влетаешь в ничего не подозревающего человека? А со мной, непутевым и невезучим — только в путь.
Самое сложное было сконцентрироваться на бегу. Забавно, но именно звонок Рыкаловой и помог. Потому что мои мысли от необходимости «прочитать» Трепова сразу устремились в город трех революций. Иными словами, как-то размылись. И перед глазами тут же возникли образы всех товарищей, которым я помогал. И Алангард смущенно щурился среди прочих, будто прячась от солнца.
Поэтому в момент, когда я со всей неотвратимостью обрушился на Трепова, то уже врубил способность Димона. Ну что, давай заглянем в твою черную душу.
Глава 4
Мой кощеевский дар оказался самой странной вещью, с которой мне приходилось сталкиваться. Наверное, это можно было сравнить с поговоркой «чтобы понять человека, нужно пройти хотя бы милю в его ботинках». Потому что меня словно изначально столкнули лбом с иным сознанием, а после заперли в чужом доме, где жили пару собак, кот, анаконда и сумасшедшая бабка.
Личность Алангарда была под стать хозяину. Я бы сравнил ее с легкомысленной девушкой, которая хочет всего и сразу. Но все же мне в этой оболочке было намного комфортнее, чем в облике пернатого существа с огромным клювом. Управление понятное, на русском языке, без всяких китайских иероглифов.
А вот скилл Димы походил на фильмоскоп для диафильмов. Меня самого бабушка развлекала таким, когда я был маленьким. Вроде даже фильмоскоп где-то пылился на антресолях там, где теперь жил Васильич. При желании можно даже его найти.
Что любопытно, создалось ощущение, что подобный аппарат сейчас покоился у меня в руках. И стоило коснуться Трепова, как стали появляться слайды.
Хотя да, по поводу фильмоскопа я погорячился. Здесь все двигалось в виде коротких роликов, похожих на рилсы, которые шли секунд десять, а потом повторялись. Блин, ну конечно, Алангард же плоть от плоти дитя своего времени. А хист всегда приспосабливается под тех, кому принадлежит. Ладно, будем изучать.
В этом безусом юнце трудно было угадать Трепова. Слишком сильно изменилось лицо, разве что глаза и надбровные дуги предательски выдавали моего врага. И два рубца, означающие, что юноша пусть и стратиот, но уже акрит. Пришлось запоздало переводить на свой язык — пусть и ивашка, но уже рубежник.
То ли длинная рубаха с открытыми руками, то ли укороченная туника, оказалась подпоясана тонким ремнем. Была она довольно дорогой — с вышивкой на плечах и горловине. Короткие штаны и закрытые сандалии до колен не могли, да и не хотели скрыть стройных ног. В руках у него виднелся лук с заложенной в тетиву стрелой. А взгляд оказался устремлен далеко за пределы биремы, на которой он находился.
Вообще юноша походил на встревоженную в лесу лань, заслышавшую шорох хищника. С той лишь разницей, что этот рубежник сам был хищником. Пусть еще молодым и только пробующим вкус крови.
— Аргус, не томи. Я поставил на тебя три солида, — сказал статный комит с пятью рубцами и обезображенным шрамами лицом.
Сначала Аргусу не нравилось это прозвище. Словно в насмешку данное в честь великого греческого чудовища, которых в Византии, хотя и православной, но помнили. Но постепенно он привык. Пусть называют. Пусть помнят. И боятся.