Однако самое неприятное заключалось совершенно в другом. Аргус, он же Тугарин, он же Трепов, он же Гога все понял. Оценил произошедшее за считанные мгновения, о чем свидетельствовал его полный ненависти взгляд.
— Как⁈ — прошипел кощей.
Причем, действительно прошипел. Будь случай более подходящим, я бы пошутил по поводу того, что Трепов умеет говорить на змеином, значит, он точно темный волшебник. Жаль, ситуация к тому не располагала.
Казалось, еще немного, и он посмотрит на меня тем самым коронным взглядом. По крайней мере, внутри стало рождаться нечто похожее на глухое отчаянье. Внезапно я понял, что моя жизнь — глупая ошибка. И лучше было бы вовсе не появляться на свет. А еще…
— Тимофей Валентинович, — тронула Трепова за плечо Агата. Точнее уж моя спасительница.
Первый раз я слышал в коротком обращении по имени сразу столько информации. Будто она могла говорить без помощи слов. По крайней мере мне показалось, что я услышал обрывки фраз: «при свидетелях», «ненужная агрессия», «владения воеводы».
А следом Трепов отвернулся, и вся тоска, сковавшая душу незримыми цепями, внезапно исчезла. Словно ее и не было.
— Извините, я, видимо, зазевался и споткнулся, — тут же принялся оправдываться я. — Надеюсь, что вы не ушиблись.
Конечно, мое представление «Вежливый Матвей Зорин — на арене сегодня и всю неделю» не произвело ни на кого должного впечатления. Наверное, уже поздно было наводить мосты, когда вы судитесь да пытаетесь завладеть одной и той же реликвией.
Более того, тот самый толстяк по фамилии Лантье, как я узнал от Морового, и вовсе довольно грубо схватил меня за плечи и поставил на ноги. Забавно, вроде сам крохотный, ручки пухлые, а силища в них неимоверная. Хотя чего я удивляюсь — рубежник. В гости, что ли, пригласить? Юния точно оценит.
— Многие знания — многие печали, — произнес Трепов, когда поднялся сам. Агата уже с противным подобострастием отряхивала его одежду. — Тебе это точно не поможет. Когда придет время, ты останешься совсем один.
— И вам не кашлять, Тимофей Тугаринович, — усмехнулся я.
Чем заслужил новую порцию ненависти и недоумения. Первой угостил меня Трепов, а вторым Агата. Видимо, она не знала всей подноготной своего начальника.
Троица ушла, оставив меня в глубокой задумчивости. Нет, что Трепов старый тип — это понятно. Однако я и не представлял насколько. Получается, что он даже древнее некоторых кронов. Офигеть просто.
Еще выходит, что он отправил на верную смерть своего единственного друга. Хотя, верную — немного неправильное слово. Скорее, на возможную, что и произошло. Впрочем, сама готовность меня покоробила. Нет, понятно, что когда я стал общаться с рубежниками, то познал все пятьдесят оттенков мерзости. Однако выходило, что число не итоговое.
А что мне не понравилось совершенно, так это последний рилс. Самый невыразительный и вместе с тем самый информативный. Нежизнь, говорите. Нет, я понимал, что у Царя царей могут существовать слуги в разных мирах. В первую очередь те, кто отдал себя во власть Осколков. Но что существуют ребята, которые добровольно хотят пойти под стяг серых, — это сильно. Фу, блин, «стяг», насмотрелся непонятных видосов про дремучее средневековье и весь язык себе засрал.
— Что скажешь, Юния? — спросил я и даже удивился тишине.
И только с запозданием вспомнил, что моя лихо осталась дома и выполняет задание по сокращению ордена «Созвездие». А потом грудь сдавила невыносимая тоска. Я даже заозирался, неужели Трепов откуда-то издалека смотрит на меня? Да нет, ничего такого.
Однако тревога не проходила. Я внезапно вспомнил, что она мне напоминает. Те самые страдания, которые я чувствовал во время нахождения лихо у Созидателя. И по спине пробежала струя горячего липкого пота.
Это напоминало пробуждение за минуту до будильника. Которое вообще вряд ли можно как-то здраво объяснить. Потому что стоило бы стянуть сердце полосой железа — когда я забеспокоился за лихо, сразу пришла боль. Острая, обжигающая, в районе живота. Словно в меня вонзили раскаленную кочергу. И вот это не понравилось еще больше.
Я еле устоял на ногах, пережив первую волну. А после собрался с силами и рванул быстро, насколько это только было возможно, к машине. В голове стучали последние слова Трепова, будто обретая зловещие очертания и неведомую силу: «Когда придет время, ты останешься один».
Вот уж хрен там. Скорее я закопаю всех кощеев, которые встанут на моем пути. Я убеждал себя, не желая принять реальность. Ту, в которой у моей нечисти все пошло не по плану.