Я вздохнул, да у шестиметровых кухонь были свои недостатки. Зато когда ушла кикимора, я плотно притворил дверь. Не то чтобы я не доверял домашней нечисти старика, но тут чем меньше свидетелей, тем лучше.
— Считайте это оплатой за консультацию, Федор Василич.
— Что за консультация? — старик сел на табурет.
— История у меня тут приключилась.
Я поведал ему почти все. Почему почти? Не стал раскрывать завесы тайны над реликвией. Она как-то стала теперь «моей прелестью», как кольцо из знаменитого фильма. Зато про Нежизнь, Трепова и его делишки я рассказывал без всяких затруднений. Что называется, правду говорить легко и приятно. Особенно если она касается не тебя.
Василич думал долго, и по ходу дела он закрыл холодильник, налил чаю, поставил сахарницу с рафинадом, достал тарелочку с курабье, а сам все молчал, явно обмозговывая мой рассказ.
— Я не видел Нежизнь, лишь слышал ее отголоски в голосе наших богов, — наконец заговорил правец. — Я тогда был молод. И когда представился случай, сразу сбежал. Я не рубежник, потому не могу тебе ничего рассказать про ритуал. Единственное, по поводу чего можно говорить с уверенностью, — тебе надо заручиться поддержкой сильных рубежников.
Я даже вперед подался, как минимум ожидая сейчас какого-то божественного откровения.
— Надо поговорить с воеводой.
От разочарования я издал какой-то странный звук, по которому можно было легко определить степень моих неоправданных ожиданий. Чтобы получить подобный ответ, достаточно просто озадачить чат GPT. По полезности итог был бы одинаков.
— Вы, наверное, не услышали, Федор Василич. Наш воевода дружит с моей замиренницей, и они тоже очень за то, чтобы заполучить артефакт. И если выйдет поплясать на моих мертвых костях, это будет лишь дополнительным бонусом.
— Так отдай его им, — пожал плечами старик. — Ведь жизни людей стоят дороже какой-то зачарованной штуковины.
Я посмотрел на него так выразительно, что правец замолчал. Угу, отдай. Вот так вот просто. Сразу, как только заработаю достаточно денег, чтобы купить квартиру и забить ее банкнотами, а потом отдать ключ воеводе. То есть, я столько страдал, меня пытались неоднократно убить, мне удалось найти ответ, как достать реликвию, а теперь надо ее отдать.
Я думал, что это у меня очень плохие версии, но Василич переплюнул их все. Хотя оно и понятно, я сам виноват — не ввел полностью правца в курс дела, вместе с тем надеясь, что он найдет ответы на все вопросы.
— Ладно, забейте, сам что-нибудь придумаю.
Конечно, в этом я был совершенно не уверен. Мои светлые идеи всегда несли в себе нотку суицида.
— Матвей… а ты что-нибудь слышал о Рехоне?
— Слышал, вот, — я достал со Слова амулет. — Он просил вам передать. Говорит, остался от матери.
Губы старика задрожали, и он потянулся к предмету, но я быстро отвел руку.
— Я помню этот амулет, — проговорил правец. Слезы застыли в его глазах, вот-вот норовя покатиться по морщинистым щекам.
— Есть у меня подозрение, что это очередная уловка, — заметил я. — Я чувствую, что амулет зачарован. Вдруг Рехон решил отследить вас по нему и закончить начатое?
— Знаешь, Матвей, мы часто сеем камни, но удивляемся, что потом на их месте не всходит рожь. Каждый человек смертен. Правец, скуггец, чужанин, рубежник. Если мне суждено умереть от руки своего сына, потому что я не смог быть рядом…
— То я этого не допущу, — твердо сказал я. — Проверить мы, конечно, проверим. Но исключительно на моих условиях. Пойдемте прогуляемся, Федор Василич.
Старик торопливо кивнул и побежал собираться, даже чуть чашку с чаем не опрокинул.
— Могу поклясться, что этот сс… Рехон явится, как только амулет окажется у старика. И часа не пройдет.
— Посмотрим, — проговорил я.
Если честно, мне было даже непонятно, чего я хочу больше — чтобы иномирный кощей явился или наоборот.
Так или иначе, мы вышли на улицу, оставив кикимору в квартире. Что интересно, за Василича я не волновался. Я кощей, со мной Юния, даже если Рехон начнет безобразничать, его мы быстро осадим. Да и мне он сделать ничего не сможет, если не хочет нарушить договор. Что до меня… Лично я не хотел бы вредить Рехону на глазах у его отца.
Собственно, я сделал все то же самое, что и в прошлый раз. Пролил немного своей крови и повесил печать над правцем. После чего посадил его на детской площадке, а сам отошел подальше, к трансформаторной будке.
Архитектура Выборга в отличие от того же Питера могла свести с ума незадачливого туриста. Здесь вековые финские дома соседствовали со сталинскими зданиями, а уже рядом ютились панельки. Отличались и дворы. Питер славился своими «колодцами», Выборг в этом плане напоминал глухую провинцию, где едва наступили двухтысячные.