Меня всегда учили, что взрослым нельзя хамить. И тем более поднимать на них руку. Наверное, моей бабушке просто везло, и она не встречала откровенных мудаков, когда была молодая. Я давно замечал, что очень часто старость приносила лишь седые космы, без всякого намека на мудрость. Поэтому больше всего мне сейчас хотелось встать и со всей силы вмазать Илие.
Конечно, он меня потом размажет. Даже не уровне ивашки пару рубцов давали ощутимое превосходство, нужно ли говорить, что среди кощеев это было сродни бою подготовленного воина с безусым юнцом?
При этом Илию нельзя назвать тупым мудаком, который ничего не понимал. Он как раз все четко осознавал, потому и не торопился наводить порядок. Понятно, что если в его владениях Трепов проведет обряд Одержимости, и Царь царей собственной персоной причапает в наш мир, едва ли Илию ласково потреплют по загривку.
С другой стороны, не может же воевода за всем уследить. Да и кто там в роддоме? Чужане. Что младенцы, что те, кто, возможно, умрет. Не они первые, не они последние.
Это все я предвидел заранее, когда продумывал подобный диалог. Поэтому совершенно не удивился.
— Если ты, Илия, не позволишь провести ритуал в роддоме, я отдам реликвию.
О том, что в кабинете наступила гробовая тишина — и говорить не приходилось. Да что там, казалось весь мир снаружи замер, все еще не веря в услышанное.
— Что отдашь? — наконец нашел в себе нужные слова Илия.
— Реликвию, к которой подобралась Спешница и из-за которой ее убили. Я знаю все ответы. Как найти этот артефакт, как открыть ларь и, что самое важное, как уйти оттуда живым.
— И ты отдашь мне реликвию? — все еще не верил воевода.
— Не тебе, ей, — указал я на Ингу. — Ты со всей дружиной в это время будешь в городе, чтобы ритуал не случился. Со мной у нас всего четыре кощея в Выборге. Но так уж вышло, что Рех… Роман и Инга будут со мной.
— Роман? Он тебе зачем, если ты возьмешь Травницу?
— Скажем так, на ларе лежит проклятие. И лишь один рубежник может завладеть реликвией после того, как откроет ящик.
Я врал напропалую. А что оставалось? Если бы мы открыли ларь с Ингой, она бы забрала реликвию сразу. Что не вполне входило в мои планы.
— Значит, ты решил подставить его? Жаль, у меня не так много кощеев, — на минуту Илия будто бы даже засомневался. Однако именно мое коварство его не смутило. — Ладно, что потом?
— Как я и сказал, я отдам реликвию Инге. А как уж вы будете разбираться с ней, не моя забота.
Воевода замолчал, внимательно изучая меня. Он напоминал человека, который выучил иностранный алфавит, но так и не мог разобрать значения написанных слов.
— Зачем это тебе? Неужели ради чужан?
В голосе Илии звучало даже не недоумение, а скорее презрение. Создавалось ощущение, что скажи я «да», он бы плюнул мне в лицо.
— Видимо, я единственный, кто не хочет, чтобы в этом мире оказался Царь царей, — ответил я. Сделал небольшую паузу и добавил. — И единственный, кто понимает ценность реликвии. Мало обладать дорогим артефактом, надо знать, кому его можно продать. А я знаю.
— Деньги, — облегченно выдохнул воевода. Он откровенно расслабился и даже позволил себе улыбку. — Всегда всему виной деньги. Сколько?
— Скажи свою цену. Я боюсь продешевить.
Торговались мы недолго. И то лишь ради того, чтобы Илия до конца заглотил приготовленный крючок. Будь моя воля, я давно бы закончил этот мерзкий во всех отношениях разговор. Травница все это время внимательно следила за нами. Я мог поклясться, что Инга сейчас размышляет, как ей в свою очередь кинуть Илию. Тут я уже ничем помочь не мог.
— Время договоров, — поднялся на ноги воевода.
Напоминал он сейчас начищенную армейскую бляху. Наверное, Илия и представить не мог, что надоевший ему рубежник когда-нибудь принесет столько пользы.
Мы цеплялись за каждое слово, которое можно было трактовать двояко, до мозоли на языке пересказывали свои клятвы, пока не получилось то, что и должно было.
Так я поклялся, что: «После открытия ларя, я передам его содержимое Инге, находящейся в своем уме и добром здравии».
Инга пообещала после принести реликвию воеводе, который все это время должен был оберегать роддом. А тот уже, после получения посылки, отсыпать мне «сто пудов серебра».
Когда выплеснулся хист, стало больно. Руку, которая лежала на дланях Илии и Инги, свело судорогой. Часть промысла выбросилась, перемешалась и вернулась обратно. Все было закончено.